Глобальные шахматы. Русская партия

В середине второй декады XXI века обозначилось серьезное противостояние между Россией как возродившимся центром силы и влияния и западным миром, который воспринял распад Советского Союза как окончательное торжество американоцентричного мира и либеральной демократии. Этот конфликт сопровождается относительным ослаблением Запада, в том числе Соединенных Штатов, и снижением лидерского потенциала США. США остаются важнейшей военно-политической, информационной, технологической державой, однако развитие мировой экономики ведет к неуклонному ослаблению роли США в глобальных экономических процессах. Это объективная тенденция, которая мало зависит от политики, проводимой Вашингтоном. Она связана даже не столько с ослаблением самих Соединенных Штатов, сколько с возрастанием веса новых центров силы. Если в 1960 году на США приходилось 44 процента мирового ВВП, а в 1990-м 26 процентов мирового ВВП, то в 2014-м на них стало приходиться всего лишь 14 процентов (в пересчете по паритету покупательной способности).

США не стали менее развитой экономикой. В ряде секторов, например в добыче сланцевого газа, они даже нарастили свои возможности. Но появление таких центров силы, как Китай, Индия, Бразилия, Южная Африка, Мексика, Индонезия, ведет к снижению удельного веса США в мировой экономике. И с середины второй декады XXI века первой экономикой мира является Китай, он занимает первое место по ВВП в пересчете на покупательную способность населения. При этом у США наблюдается 20-триллионный государственный долг, в то время как Китай является страной с гигантскими золотовалютными резервами, исчисляемыми примерно в 3 триллиона долларов. Причем половина из них резервы в американской валюте. У Китая есть гигантская подушка безопасности, которой нет у США. Америка уже должник, Китай кредитор.

Но при этом нельзя упускать из виду важнейший фактор: созданная США мировая финансовая система такова, что она сильно зависит от американской валюты. Налицо вообще уникальная ситуация: весь мир своим производством поддерживает доллар, пользуется им либо в качестве условной расчетной единицы, либо как реальной расчетной единицей. Вся мировая торговля нефтью и газом идет на доллары. Это, конечно, дает Соединенным Штатам гигантские возможности влиять на мировую финансовую и экономическую систему, а также обеспечивать собственную устойчивость.

Тем не менее долгосрочные тенденции в мировой экономике явно не в пользу Соединенных Штатов Америки и западного мира в целом. В 2005 году произошла мало кем замеченная, но от этого не менее важная революция: впервые в истории развивающийся мир произвел больше товаров и услуг, чем традиционно развитые экономики. Дальнейшее развитие мировой экономики подтвердило это перераспределение ролей. К 2020 году оно приведет к тому, что на страны БРИКС будет приходиться 32 процента мирового ВВП, а на страны западного альянса (США, ЕС и Японию) — лишь 30 процентов. Таким образом, и в коллективном соревновании новых центров силы и традиционных (для XIX–XX веков) побеждать будут новые центры экономической силы.

Эти фундаментальные сдвиги сильно влияют на психологическое восприятие современного мира. Они стали важнейшим фактором, который побудил Барака Обаму де факто признать, что современный мир многополярен. Обама не пошел столь далеко, чтобы заявить, что это конец однополярного мира во главе с США. Но, по сути, Обама признал: многополярный мир заменяет однополярную модель, обеспечить господство которой США уже не в состоянии.

Неуклонный процесс сдвига в мировом экономическом соотношении сил оказывает определенное воздействие и на самооценку Соединенных Штатов. Начиная с мирового экономического кризиса 2008–2009 годов в США усилилась тенденция к признанию ослабления, особенно в долгосрочной перспективе, глобальной роли Соединенных Штатов. Сторонников этой доктрины — экономистов, финансистов, политологов — назвали на родине «пораженцами», (defeatists), которые принижают способность США адаптироваться к потребностям современного мира и по-прежнему играть ведущую роль в мировых делах. Но этот первый всплеск американского «пораженчества» — наверняка не последний.