Глобальный капитал. В 2-х тт. Т. 1

Выделение превратных форм, создающих видимость иного, чем действительное, содержания - это одна из наиболее сложных и трудно воспринимаемых проблем использования диалектического метода¹¹⁴

. Более того, это тот аспект, который не часто способны реализовывать в своих исследованиях даже те, кто стремится сознательно использовать диалектический метод. Причина этого как в сложности самой методологии, так и в боязни исследователей отказаться от привычки следовать «здравому смыслу». В условиях, «здравосмысленно-обывательской» практики рынка, «общества потребления» и «общества профессионалов» для того, чтобы заявлять: действительные содержательные процессы протекают совсем не так, как это видится подавляющему большинству «акторов» социального процесса, исследователь должен обладать немалым мужеством, способностью преодолеть укоренившуюся в обществе (в том числе, в научном сообществе) боязнь «плыть против течения». Это особенно сложно в мире, где все факты общественного бытия вопиют, что «плывущий против течения» ученый неправ, что все обстоит именно так, как видит обыватель, а не так, как показывает диалектическое исследование, различающее содержание и превратные формы.

В самом деле, ведь каждому хорошо известно из непосредственного опыта, что Земля - плоская, а Солнце вращается вокруг Земли. Не верите, что это очевидно? А вот каких-то пятьсот лет назад (а в России так и сто лет назад) подавляющее большинство жителей было уверено, что дело обстоит именно так. Почему? Да потому, что их каждодневная практика - практика крестьянина, ведшего по преимуществу натуральное хозяйство - доказывала это ежедневно и ежечасно. И попытки Коперника и Галилея доказать нечто противоположное оставались и остаются втуне для тех, кто живет в плоском мире локальной общинной жизни.

^ продуктом и отложением превращенности действия связей системы, в то же время самостоятельно бытийствуют в ней в виде отдельного, качественно цельного явления, «предмета» наряду с другими. В этой «бытийственности» и состоит проблема превращенной формы, которая видимым (и практически достоверным) образом представляется конечной точкой отсчета при анализе свойств функционирования системы в целом. Если подобная объективная видимость разрешается в системе связей, восстанавливаемых и прослеживаемых методом восхождения от абстрактного к конкретному, то мы имеем дело с содержательным исследованием превращенной формы, выводящим их как необходимую форму «.проявления существенных отношений» (Маркс К., Энгельс Ф. ^чинения. Т. 23. С. 547) в условиях, когда последние накладываются одно на другое и подвергаются искажению». Чуть ниже М. Мамардашвили продолжает: «Превращенные объекты обладают особого рода существованием, несводимым к субъективным фикциям и иллюзиям сознания. Но они существуют не в том же смысле, в каком существуют так называемые „истинные" объекты науки; речь идет скорее

о существовании, подобном существованию условных и неизбежных фикций и символов» (см.: Мамардашвили М. Превращенные формы. О необходимости иррациональных выражений // Мамардашвили М. Как я понимаю философию. М.: Прогресс, 1990. Доступ к электронной версии текста по ссылке: www.philosophy.ru/library/mmk/forms.html).

А теперь попробуем рассмотреть эту проблему чуть подробнее. Само имя этих форм говорит о том, что они что-то «превращают» [в нечто иное]. Другой перевод - «превратные формы» - еще жестче: это формы, которые есть нечто иное, чем действительность, нечто превратное, как бы «наведенное» (подобно мороку, который в сказке наводит колдун). Смысл этой категории диалектической логики состоит в том, что в определенных социальных условиях содержание общественных процессов таково, что оно объективно и неизбежно являет себя на поверхности в виде феноменов (этих самых преврат[щен]ных форм), создающих видимость иного, чем действительное, содержание. Эти предварительные ремарки позволяют нам дать первый намек на возможное определение: превратные формы - это феномены («факты») мира отчуждения, отношения которого «выворачивают наизнанку», «переворачивают вверх тормашками» действительную общественную практику.

Примеры таких форм хорошо известны из «Капитала» К. Маркса. Это прежде всего феномен товарного, денежного фетишизма, создающего видимость того, что товар и деньги есть высшая ценность человеческого сообщества и нечто, определяющее жизнь человека¹¹⁵. Весь мир товарных отношений доказывает, что это именно так, хотя на самом деле деньги и товары - это не более чем одна из специфических исторически ограниченных форм экономического богатства.