Глобальный капитал. В 2-х тт. Т. 1

Нельзя пройти и мимо того, что - и мы это уже отметили в начале этой части - на Западе постмодернизм (особенно таких авторов, как Бодрийяр и Джемисон, Деррида и Жижек, Хардт и Негри) принято относить к левым, интеллектуальным течениям. Иные из постмодернистов начинали свою научную деятельность с диалогов с марксизмом, другие, напротив, обратились к нему уже после того, как стали известными теоретиками постмодернизма (наиболее яркий пример здесь - книга Ж. Дерриды «Призраки Маркса»). Третьи принадлежат к левой немарксистской традиции (Хардт и Негри). Четвертые были и остаются левыми (наиболее яркий пример - Жижек с его едва ли не скандальными книгами «13 опытов о Ленине», «Размышления в красном цвете» и др.).

Наличие критически настроенных левых теоретиков-постмодерни-стов, выступающих как раз с позиций достаточно радикального отрицания существующей системы, выглядит, по видимости, парадоксом. Но это внешний парадокс: сочетание левой общественно-политической позиции с постмодернистской методологией приводит к тому, что, с одной стороны, эти ученые, вследствие своей критичной общественной позиции, справедливо выявляют многие негативные черты современной системы (господство симулякров и т.п.), лежащие в основе постмодернистской методологии, и подвергают эти черты заслуженной критике. С другой стороны, в силу господства постмодернистской методологии, они не предлагают системной альтернативы, конструктивной модели снятия критикуемой ими общественной системы. В большинстве своем эти ученые привержены не столько идеям конструктивной критики существующего мира, сколько его абстрактной деконструкции, предполагающей уход ученого в мир нереальностей, текстов, писаний, детер-риализованных «номад» и т.п.

Впрочем, реальная позиция конкретных ученых всегда оказывается много сложнее, нежели абстрактные черты некоторого течения. К тому же каждый из авторов, относимых к этому направлению, как правило, стремится всячески подчеркнуть свою неповторимость и оригинальность и максимально неопределенно и не акцентировано сформулировать свою позицию, ведя постоянную игру с читателем, пытающимся понять, что же тот или иной автор все-таки хочет сказать, и постоянно себя опровергая. Сие можно обозначить как «принцип самонеопределяемо-сти» и это один из атрибутов постмодернизма. Вот почему ниже будет дана критика некоторых инвариантов постмодернизма с попыткой всякий раз привязать их к хоть сколько-нибудь зафиксированным реперным точкам этого размытого течения. И если, прочтя эту критику, последователь Бодрийяра или Делеза, Жижека или Дерриды скажет (перефразируем знаменитые слова Маркса): «Если это постмодернизм, то я не постмодернист», - мы будем считать, что достигли цели.

И это не постмодернистский выверт диалектика. Просто, если последователи данного течения подтвердят, что им и их учителям не по пути с развитием деконструкции, десубъективации, детерриализации и т.п. подходами, и акцентированно подчеркнут, что общественные науки должны от всего этого отказаться, а Бузгалин и Колганов всего лишь неправильно поняли интенции постмодернизма, то мы с радостью признаем себя невеждами, принесем публичные извинения и предложим совместно развивать методологию, в которой есть процесс созидания («конструкции») категорий, активные субъекты (и в онтологическом, и в гносеологическом их бытии), системность, развитие и прогресс.

НЕСЛУЧАЙНОСТЬ ПОСТМОДЕРНИЗМА

И все же постмодернизм как таковой, при всех его модификациях, есть наиболее типичная методология начала XXI в., а распространившаяся как эпидемия мода на постмодернизм сугубо неслучайна. Это течение порождено принципиальными изменениями, объективно происходящими в современном мире, становящемся глобальным и существенно изменяющимся по сравнению с классическим индустриальным капитализмом с его свободной конкуренцией, соединенными в фабричные коллективы наемными рабочими и парламентской демократией. Им на смену идут¹¹⁹

:

1) информационные технологии, переносящие большую часть общественной практики в мир виртуальных знаков, распространяющие на все сферы жизни сетевые принципы организации, превращающие человека в продолжение компьютера и заменяющие личность на ее информационное обозначение;

2) новый тип рынка - тотальное, порождающее «рыночный фундаментализм» (термин миллиардера Дж. Сороса) подчинение человека и его бытия превратным формам труда и его результатов¹²⁰. Эти властвующие над людьми формы тотального рынка хорошо известны. Это порожденные рекламой и масс-культурой стандарты, вкусы, «бренды» имитирующие товары. В результате человек становится не просто покупателем, но покупателем этикеток (кто из нас не обращал внимание на то, как выбирают, скажем, одежку «продвинутые» агенты рынка: они смотрят не столько на само изделие, сколько на «лэйбл», пришитый к подкладке.). Этот рынок проникает во все поры жизни человека - от рождения и до смерти, от любви и до войны.