Революционизируя практику, подвергая стабильно воспроизводимые институты и нормы действительному, критическому отрицанию, мы скидываем со всех явлений их наведенные маски, мы расколдовываем мир, освобождаем его от мифов и мороков, наведенных на него поздним капитализмом, снимаем с человека очки, навешанные на него обществом потребления и масс-культурой, и открываем для него возможность видеть действительные ценности культуры и человека в его неотчужденно-твор-ческом бытии, а не кривые зеркала «симулякров».
A’propos заметим: включенные в конструктивно-творческую, социально-ответственную деятельность люди - сельский учитель или активист социального движения - весьма далеки в своей жизни от мира симуля-кров. Их практика разбивает окружающие обывателя кривые зеркала и мороки. Последние им не нужны в их жизни, работе, общении. Нужны же «симулякры» именно и прежде всего исключенному из общественнопреобразовательной практики, абсолютно эгоцентричному интеллектуалу, занятому по преимуществу саморефлексией, психо-[патологическим]-само-анализом-себя-и-не-любящего-его-мира-как-продолжения-себя-лю-бимого, отсюда, кстати, и готовность этого интеллектуала к самоубийству, ибо жить в мире отчуждения, в этом не-любящем-тебя-мире - мире «носорогов» [Ионеско] - тонко чувствующий человек может либо деятельно (хотя бы теоретически) изменяя этот мир, либо смиряясь с ним, превращаясь в обычного обывателя-«носорога». Тот же, кто не способен на первое, но и не хочет «оносорожиться», вынужденно выбирает а-жизнь, уходя во внепространство самоустранений и суицидов.
Бегство от системности.
Детерриализация и децентрация: как бы методология вынуждена отказаться от позиционирования и структурирования и искать щели не-бытия
Здесь мы «попутно» сталкиваемся с двумя другими атрибутами постмодернизма - детерриализацией и децентрацией129
. Развивая идеи де-терриализации Ж. Деррида неслучайно вводит феномен «щели»130. Это некое вне-бытие, вне-временье, вне-пространство. Это некий «зазор», в который проваливается ушедшее от модерна, но никуда не пришедшее (точнее, не-желавшее-никуда-прийти в эпоху Ж. Деррида) бытие. Это «зазор», в котором прячется от необходимости развивать знание и творить красоту импотирующий экс-творец-постмодернист. В этой щели как бы живут (кто сытно и спокойно, кто заканчивая самоубийством) как бы субъекты как бы философии. Живут благодаря (1) как бы бытию в мире не реалий, а (2) знаков, оторвавшихся даже не от содержания, а от (3) превратных форм, которые (4) искажают действительное содержание жизни и (5) создают видимость другого содержания, (6) наведенного теми самыми знаками-симулякрами, с которых мы начали раскручивать всю цепочку в этой длинной фразе.Все эти шесть (как минимум) превращений-перевертываний значимы для присутствия (боимся даже слова «бытие») в щели. Они позволяют как бы соблюдать правила «краев» (реального бытия, пусть даже его превратных форм) и в то же время «детерриализировать» их, убегать от них в щель, показывая фигу в кармане (любимое занятие интеллектуалов-критиков-бытия). Эти интеллектуалы «по краям» вполне соблюдают правила: не забывают получать гонорары, не пренебрегают шопингом, слушаются полицию, но, забившись в щель своего как бы научного письма («Наука» и «Искусство» в щели не выживают - им там темно и душно; да их туда и не зовет никто), эти а-субъектные интеллектуалы отводят душу, детерриализируя и деконструируя [естественно, только как бы понарошку, оставаясь в щели иероглифов для элиты предназначенного письма] тот мир, который им вроде бы где-то как-то как бы не нравится.
В этой связи нам кажется неправомерной попытка В.Г. Арсланова найти в этой «щели» намек то ли на «золотую середину», то ли на диалектическое единство противоположностей или уже тем более диалог различно-единых субъектов (отношения между людьми, где единственно существуют любовь, дружба, товарищество и т.п.). Действительное отношение между возможно только там и тогда, где и когда есть не только полноценные стороны отношения (субъекты, способные любить или дружить), но и само их отношение, природа которого раскрыта в соизмеримости с критериями Истины, Добра и Красоты. В «щели», да и «посередине» нет ни отношения, ни его субъектов. В ней есть только бегство от проблемы, депроблематизация бытия через бегство от него. В щели нет даже различания.
Арсланов прав, когда констатирует: это грустный итог. Но он глубоко неправ, пытаясь найти здесь выход на многогранность проблемы материального, тем более в его соотношении с идеальным!. В этой великой проблеме нужны прямо противоположные постмодернизму решения: сложная системная определенность многогранных взаимоотношений небезразличных друг другу сторон. И эту определенность философия вполне способна дать, свидетельство чему (даже если мы на время абстрагируемся от классики) хотя бы блестящие диалоги М. Лифшица и Э. Ильенкова.