Глобальный треугольник. Россия – США – Китай. От разрушения СССР до Евромайдана. Хроники будущего

Если в 90-е годы норма накопления составляла в среднем 36 %, а в начале нового столетия — даже 38,5 %, то за последние годы китайцы тратят значительно большую часть своих доходов: прирост сбережений в 2005 году сократился до 18 %, в 2006 году — до 15 %, и в 2007 году — до 7 %. Таким образом, если в конце 90-х годов на потребительские цели среднестатистический житель КНР расходовал чуть менее 1500 долларов, или 120 долларов в месяц, то в 2005 году — уже свыше 5500 долларов, или более 450 долларов в месяц. При этом прирост продаж розничной торговли в 2007 году составил почти 17 % против примерно 14 % в 2006 году и 13 % в 2005 году. Жители КНР стали гораздо лучше и разнообразнее питаться, в их рационе появились даже совершенно нетрадиционные для Китая молочные продукты, средняя калорийность питания с 1980 года, согласно данным UBS, выросла почти на 30 %, с 2400 до 3000 ккал в день. При этом доля зерновых и хлеба в рационе среднестатистического китайца сократилась с 70 % до 40 %, а доля мяса, молочных продуктов и животных жиров — возросла с 6 % до 25 %, значительный рост демонстрирует потребление рыбы и морепродуктов, а также фруктов. Всё это привело к значительному снижению производства зерновых культур и диверсификации сельскохозяйственного производства в Китае.

Кроме того, жители КНР стали также лучше и разнообразнее одеваться, улицы давно утратили серо-синий колорит, значительно увеличился спрос на потребительские товары длительного пользования (персональные компьютеры, бытовую технику, автомобили, мотоциклы), в том числе импортные, более качественные и престижные модели. В частности, самый дорогой «Роллс-Ройс» в мире был куплен в декабре 2006 года главой китайской строительной компании за $2,5 млн.

Диаграмма 3–1. Изменение калорийности питания населения КНР (в среднем на душу населения)

При этом средневзвешенный уровень потребительской инфляции в 2007 году составил всего лишь 4,8 %, а по итогам 2008 года, согласно оценкам Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) и Международного валютного фонда (МВФ), окажется на уровне 6,5 %. Причем этот показатель будет достигнут лишь благодаря экстренным антиинфляционным мерам со стороны правительства КНР — по итогам первого квартала рост цен был рекордным — 9,1 %.

На первой сессии Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП) 11-го созыва (апрель 2008 года) подавление инфляции, улучшение снабжения и сдерживание нерационального спроса были обозначены как приоритетные задачи государственной власти. С данной целью было осуществлено последовательное повышение обменного курса юаня к американскому доллару, допущен обвал индексов Шанхайской фондовой биржи, повышены базовые ставки по кредитам, проведены «показательные» аресты ряда крупных предпринимателей, а также принята гигантская программа модернизации экономической инфраструктуры стоимостью около $600 млрд.

Главной задачей всех этих мероприятий является расширение внутреннего потребительского рынка, смягчение существующих на нем региональных и цензовых диспропорций и достижение «гармоничного развития китайского общества», о чем и заявлял Ху Цзиньтао в докладе XVII съезду КПК.

Суммируя приведенные выше данные о динамике социальных процессов в современной КНР, следует отметить их высокую управляемость, благодаря которой оказывается возможным использовать как дополнительный ресурс развития даже существующие проблемы и противоречия, включая такие фундаментальные для любого «рыночного» общества, как безработица и преступность. Видимо, важнейшим фактором такой управляемости является жестко стандартизованная и укорененная во всех сферах общественной жизни этнокультурная самоидентификация подавляющего большинства жителей КНР, прошедшая необходимую для адекватного взаимодействия с остальным миром «модернизацию» и «вестернизацию» в рамках «красного проекта» (Как говорил Мао Цзэдун, «прежде всего я — китаец, и только после этого — марксист»). Иными словами, Китай способен говорить с остальным миром на языке, который является или представляется последнему понятным. В то же время остальной мир не обладает доступом к кодам китайской культуры и китайского общества, что в принципе не позволяет «перехватывать знамя смыслов» у действующего политического руководства страны, как это удалось в Советском Союзе конца 80-х — начала 90-х годов. Тут пролегает уже не материальная, а символическая «Великая Китайская стена».

Даже, казалось бы, полностью «вестернизованные» Тайвань и Гонконг нет-нет, да и продемонстрируют свою особую природу, «избирательное сродство» к воздействию специфически китайских способов управления.