Глухая стена

— Она была очень самостоятельная. Часто сердилась. Хотя, наверно, это свойственно всем тинейджерам.

— Сердилась на вас?

— Большей частью на младшего брата.

Валландер вспомнил свою единственную беседу с Соней. Она тогда жаловалась на брата, который вечно рылся в ее вещах.

— Давайте вернемся в те годы, девяносто четвертый и девяносто пятый, — сказал он. — Она приехала из Англии. Вы ничего не замечали? В смысле, ничего внезапного, неожиданного?

Эрик Хёкберг вскочил так стремительно, что даже стул опрокинул:

— Однажды вечером она пришла домой с разбитым лицом, рот и нос в крови. Было это в феврале девяносто пятого. Мы спросили, что случилось, но Соня отвечать отказалась. Одежда у нее была перепачкана, сама она явно испытывала шок. Мы так и не узнали, что произошло. Позднее она сказала, что упала и расшиблась. Теперь-то я понимаю, она лгала. Да, теперь, когда ты говоришь, что ее изнасиловали, я понимаю. Так чего ради мы-то сейчас врем, изворачиваемся?

Женщина в черном опять заплакала, пытаясь сквозь слезы что-то сказать. Валландер не мог разобрать слов. Эрик Хёкберг прошел в свой кабинет, сделав комиссару знак следовать за ним.

— От нее ты сейчас больше ничего не добьешься.

— Оставшиеся вопросы я могу задать тебе.

— Вам известно, кто ее изнасиловал?

— Нет.

— Но вы кого-то подозреваете?

— Да. Однако имя я назвать не могу.

— Это он убил ее?

— Вряд ли. Однако выяснение данного обстоятельства поможет нам понять случившееся.

Эрик Хёкберг помолчал, потом сказал:

— Был конец февраля. Шел снег. К вечеру все кругом побелело. А она шла домой, обливаясь кровью. Наутро в снегу виднелся кровавый след. — Казалось, им вдруг овладела та же беспомощность, что и женщиной в черном, которая сидела в гостиной и плакала. — Я хочу, чтобы вы поймали этого негодяя. Он должен понести наказание.

— Мы сделаем все возможное, — ответил Валландер. — Мы поймаем преступника, но нам нужна помощь.

— Ты должен понять ее, — сказал Хёкберг. — Она потеряла дочь. И для нее невыносимо думать, что еще раньше Соня стала жертвой такого ужасного надругательства.

Конечно, Валландер вполне ее понимал.

— Итак, конец февраля девяносто пятого года. Ты еще что-нибудь помнишь? Парень у нее тогда был?

— Мы никогда понятия не имели, чем она занималась.

— Ну, может, к дому подъезжали машины? Может, ты видел ее с каким-нибудь мужчиной?

Глаза Хёкберга опасно сверкнули.

— С мужчиной? Ты только что говорил о парне!

— Для меня это одно и то же.

— Значит, над ней надругался взрослый мужчина?

— Я же сказал, что не вправе отвечать на твои вопросы, — вздохнул Валландер.

Хёкберг махнул рукой:

— Я сообщил все, что знаю. А теперь мне надо вернуться к жене.

— Перед уходом я бы хотел еще разок взглянуть на Сонину комнату.

— Там все как раньше. Без изменений.

Хёкберг исчез в гостиной. Валландер поднялся наверх. В комнате Сони у него опять возникло то же ощущение, что и в первый раз. Эта комната принадлежала ребенку, а не почти взрослой девушке. Он открыл дверцу гардероба. Афиша на месте. «Адвокат дьявола». Кто же этот дьявол? — подумал он. Тиннес Фальк повесил вместо иконы собственный портрет. А на дверце Сонина гардероба пришпилен дьявол. Однако Валландер никогда не слыхал, чтобы истадские юнцы увлекались сатанизмом.

Он закрыл дверцу. Смотреть больше не на что. Собрался уходить, и тут на пороге появился мальчик:

— Вы что здесь делаете?

Валландер понял, кто это. Мальчик неодобрительно смотрел на него:

— Если вы полицейский, то, наверно, можете поймать того, кто убил мою сестру?

— Мы стараемся, — ответил Валландер.

Мальчик не двигался. Непонятно: то ли боится, то ли выжидает.

— Ты Эмиль, да?

Мальчик не ответил.

— Наверно, ты очень любил сестру?

— Иногда.

— Только иногда?

— А что, мало? Нужно любить людей все время?

— Нет. Не нужно.

Валландер улыбнулся. Мальчик на улыбку не ответил.

— Мне кажется, я знаю один случай, когда ты ее любил, — продолжал комиссар.

— Это когда же?

— Несколько лет назад. Когда она пришла домой в крови.

Мальчик вздрогнул:

— Откуда вы знаете?

— Я полицейский. И обязан знать. Она никогда тебе не рассказывала, что произошло?

— Нет. Но ее избили.

— Откуда ты знаешь, если она не рассказывала?

— Не скажу.

Валландер тщательно обдумал следующие свои слова. Спешить нельзя, мальчик может замкнуться.

— Ты вот говоришь, что надо поймать убийцу твоей сестры. Но для этого нам нужна помощь. И самое лучшее, что ты можешь сделать, — это рассказать мне, откуда тебе известно, что ее избили.

— Из ее рисунка.

— Она рисовала?

— Да, и очень здорово. Только никому не показывала. Рисовала и рвала. Хотя я иногда заходил сюда, когда ее не было дома.

— И ты кое-что нашел.

— Соня нарисовала, что случилось.

— Она так сказала?

— А зачем бы она иначе нарисовала мужика, который бьет ее по лицу?

— Рисунок у тебя случайно не сохранился?

Мальчик не ответил. Он исчез. А через несколько минут вернулся. С карандашным рисунком в руках.

— Я хочу получить его назад.

— Ты непременно его получишь. Обещаю.