Глухая стена

Валландер по опыту знал, что порой Нюберг выказывал неожиданную проницательность и в вопросах, не входящих непосредственно в сферу его профессиональной компетенции. Замечания его не единожды поворачивали все расследование на должный путь.

— О чем же ты размышлял?

— О реле в морге. О сумке, брошенной у забора. О трупе, снова оставленном возле банкомата. Без двух пальцев. Мы ведь пытаемся понять, что это значит. Стремимся вписать в некую картину. Верно?

Валландер кивнул:

— Пытаемся. Но без особого успеха. Во всяком случае, пока.

Нюберг подобрал с тарелки остатки простокваши, потом сказал:

— Я говорил с Анн-Бритт. Про вчерашнее совещание, на котором не мог присутствовать. По ее словам, ты сказал, что в случившемся сквозит нечто двусмысленное. Как если бы человек пытался говорить разом на двух языках. Мол, во всем этом есть и расчет, и случайность. Опрометчивость и осторожность. Я правильно понял?

— Да, примерно так я и говорил.

— На мой взгляд, это самое разумное из всего, что говорилось в ходе расследования. Что, если взять за основу, что здесь наличествуют и расчет, и случайности?

Валландер покачал головой. Сказать ему было нечего. Лучше послушать дальше.

— И вот что мне пришло в голову. Может, мы слишком увлекаемся трактовками? Внезапно обнаруживаем, что убийство таксиста, вероятно, вообще не связано с этим делом. Не в смысле виновности Сони Хёкберг. Собственно говоря, главную роль начинаем играть мы. Полиция.

— То бишь что Соня может сообщить нам? Кто-то здорово испугался?

— Не только. Что, если мы начнем просеивать события? И спросим себя: а вдруг они частью не имеют отношения к делу? Вдруг это нарочито оставленные ложные следы?

А ведь Нюберг впрямь развивает важную мысль, подумал Валландер:

— Что ты имеешь в виду?

— Прежде всего, разумеется, реле, найденное в морге.

— Ты хочешь сказать, что Фальк вообще не имел касательства к убийству Хёкберг?

— Не совсем так. Однако ж кто-то внушает нам, что Фальк имел к этому куда большее касательство, чем на самом деле.

Валландер заинтересовался всерьез.

— Или труп, который внезапно вернули, — продолжал Нюберг. — Отрезав ему пальцы. Вероятно, мы зря ломаем себе голову, что это значит. Допустим, вовсе ничего. Где мы в таком случае находимся?

Валандер задумался:

— В трясине, где неизвестно, куда ногу поставить.

— Хорошее сравнение, — одобрил Нюберг. — Никогда не думал, что кто-нибудь сможет превзойти Рюдберга в умении метко и образно обрисовать ту или иную ситуацию. Но дело не в этом. Мы, стало быть, увязли в трясине. А кой-кому только этого и надо.

— То есть мы должны выбраться на твердую почву. Так, по-твоему?

— Или вот калитка. На силовой подстанции. Она была взломана. И мы изо всех сил пытаемся дотумкать, почему ее взломали, а дверь трансформаторной отперли ключом.

Валландер понял. Нюберг вправду подошел к важным выводам. Комиссара захлестнула досада. Он давным-давно должен был сам до этого додуматься.

— По-твоему, тот, кто отпер трансформаторную, отпер и калитку. А потом взломал ее, чтобы сбить нас с толку?

— Вряд ли найдется более простое объяснение.

Валландер согласно кивнул:

— Здорово. Посрамил ты меня. Как только я раньше не увидел этой возможности!

— Вряд ли ты можешь думать обо всем, — уклончиво отозвался Нюберг.

— Какие еще детали, на твой взгляд, можно отбросить? Которые нам подсунули, чтобы сбить с толку?

— Тут требуется осторожность, — заметил Нюберг. — Иначе можно отбросить важное и сохранить несущественное.

— Все может оказаться существенным.

— Пожалуй, самое важное я сказал. Кстати, я не утверждаю, что прав. Просто размышляю вслух.

— Как-никак это идея, — сказал Валландер. — Новая вышка, на которую стоит взобраться, чтобы обозреть картину.

— Думая о нашей работе, я часто представляю нас как художников перед мольбертом, — проговорил Нюберг. — Мы делаем несколько штрихов, легонько макаем кисточку в краску и делаем шаг назад, чтобы иметь обзор. Потом снова подходим к мольберту, наносим следующий мазок. Наверно, самое-то главное — этот шаг назад. Ведь тогда мы вправду видим, что у нас перед глазами.

— Искусство видеть то, что видишь, — сказал Валландер. — Хорошо бы тебе рассказать об этом в Полицейской академии.

— По-твоему, молодым полицейским хоть чуточку интересно, что имеет сказать старый усталый техник-криминалист? — презрительно бросил Нюберг.

— Думаю, не чуточку, а куда больше. Несколько лет назад, когда я выступал перед ними, они слушали очень внимательно.

— Уйду на пенсию, — сурово произнес Нюберг. — Буду ткать ковры и ходить в горы. А больше ничего.

Черта лысого ты уйдешь, подумал Валландер. Но вслух, понятно, ничего не сказал. Нюберг встал в знак того, что разговор окончен, и отошел с тарелкой к мойке. Выходя из кафетерия, Валландер успел услышать, как он ворчит на скверную щетку.