Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка

Разумеется, Ээбен не каждый день сажал собаку рядом с собой на сиденье. Морда зверя не должна была чересчур примелькаться. Раз-два — есть собака; раз-два — нет собаки. Эти маленькие фокусы на редкость удавались Ээбену. Под хвостом у собаки находился вентиль, через который можно было выпустить из нее воздух, и точно так же легко, с помощью насоса накачать ее. Со временем Ээбен так полюбил искусственного пса, что будучи человеком, любящим классическую литературу, окрестил его Фаустом. Чем дальше, тем больше Ээбен верил, что если какой-нибудь любопытный, вынюхивающий местонахождение УУМ'а, вздумает напасть на него, то, завидев Фауста, сразу же откажется от своего преступного намерения.

Ээбену надлежало быть ко всему готовым и в тех случаях, когда Фауст в виде пустой оболочки валялся на его водительском месте. Ээбен смастерил себе пистолет, или, как он объяснил сотрудникам УУМ'а — макет пистолета. Макет выглядел достаточно устрашающе и по размерам походил на настоящее огнестрельное оружие. Да и звук выстрела у него был сильнее, чем у настоящего пистолета, так как в его рукоятку был вмонтирован мини-магнитофон. Нажим на спусковой крючок вызывал оглушительный грохот пушки, которая находилась в увеселительном парке и выстрел которой Ээбен записал на магнитофонную ленту во время демонстрации пушки по случаю какого-то праздника.

Кроме того, Ээбен, как свои пять пальцев, знал все дворы и проезды в этом хитроумном городе. В случае преследования он всегда мог куда-либо свернуть или отогнать машину за угол какого-нибудь дома. В одну секунду можно было надуть собаку и продуть ствол пистолета. Сипловатый свист, раздававшийся при этом, всегда вызвал у Ээбена ощущение спокойствия и уверенности.

Правда, до сих пор Ээбену не приходилось пользоваться крайними мерами.

Сегодня Ээбен, нагруженный письмами, подъехал к зданию УУМ'а рано. Он остановился перед воротами гаража и посветил фарами. Фотореле открыло двери, и машина въехала внутрь. Ворота автоматически закрылись. Ээбен оттащил мешки с письмами в соседнюю комнату, известную среди работников УУМ'а как весовая. Тут же на столе лежал журнал, в котором Ээбен каждый день отмечал вес доставленной почты.

Для столь солидного учреждения, как УУМ, такая весовая была явно примитивна. У Ээбена мелькнула мысль о дальнейшем усовершенствовании этой комнаты, некогда принадлежавшей дворнику. Он планировал пробить дыру в бетонном потолке и устроить подъемник для писем. В настоящее время в УУМ'е было только три отдела и в соответствии с этим Ээбен должен был делить письма на три равные части и складывать их в плетеные корзинки. Но Ээбен умел предугадывать жизненную перспективу и надеялся, что вскоре число отделов УУМ'а увеличится. Рано или поздно это должно произойти, так как количество писем изо дня в день росло, и подъемник явился бы отнюдь не роскошью, а необходимейшим пособием в работе.

Пока же Ээбен вынужден был мириться с отсутствием механизации труда. Он поднял плетеные корзины и начал разносить письма по кабинетам начальников отделов.

Начинался обычный трудовой день УУМ'а.

Проходя со своей ношей через каминную, Ээбен немного свысока кивнул сидевшим там начальникам отделов. Все трое — Пярт Тийвель, Армильда Кассин и Оскар встали как по команде и разошлись.

Несмотря на кофе, самочувствие у Оскара было подавленным. Обилие почты на столе усугубляло это состояние. Большинство людей любят получать письма, но до поступления на работу в УУМ Оскар никогда не мог бы и предположить, что стольким людям нравится посылать письма. Разумеется, были и такие, кто брался за перо в порыве отчаяния, однако большинство отправителей жаловались на свои мелкие неурядицы. Вообще, всякой писанине стали повсюду придавать все больше и больше значения.

Оскар тут же отогнал от себя праздные мысли и постарался внушить себе, что нехорошо так относиться к своей работе. УУМ был учреждением, необходимым обществу, откуда всевозможные социологи и планирующие организации получали необходимый им материал. Да и футурологи не на одном песке строили свои воздушные замки. Человеческая активность была явлением позитивным. У Оскара по спине забегали мурашки, когда он представил себе, как в один прекрасный день его рабочий стол окажется пустым — ни одного письма, так как внезапно наступила золотая и совершенная эпоха, все довольны, а потому пассивны и ленятся взять перо в руку. Оскар усмехнулся — как бы там ни было, но духовные проблемы останутся незыблемыми.

Оскар расправил спину и пододвинул гильотину поближе. Засучив рукав пиджака, он сунул руку в груду писем.

Искушенный глаз Оскара мог по почерку более или менее точно определить содержание письма. Так и есть: трактат о надлежащем использовании сараев.

По правую руку от Оскара стояли разноцветные ящики. Послание, прочитанное первым, плавно перекочевало в лиловый ящик с надписью: «Жилищные проблемы».

В двух-трех следующих письмах снова та же тема: лестничные площадки и парадные.