Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка

Затем попалось несколько жалоб относительно безобразных тротуаров. Под эти письма предназначался коричневый ящик с надписью: «Транспорт. Пешеходы».

Несколько писем нашли себе место в красном ящике — «Неудавшийся брак». Потом Оскару попались одна за другой жалобы матерей, сетовавших на нехватку детских садов или на их отдаленность от дома. Оскар сунул эти послания в розовый ящик, в углу которого красовалось выведенное черной краской слово: «Прирост».

Хотя Оскар уже довольно долго работал в поте лица, никаких признаков того, что груда писем уменьшается, не было.

Оскар, все время усердно пользовавшийся гильотиной, устал и на некоторое время остановил этот уникальный рабочий инструмент.

Его мучало что-то, не поддающееся определению. Он уже и не помнил, когда испытывал такое странное чувство.

Разрыв с Вийвикой не причинил ему боли. Он не раз обдумывал эту историю с начала до конца, в ней не оставалось ни одного нераспутанного узелка. Скорее наоборот. Полное ощущение завершенности. История с красивым началом и вполне определенным концом. Точка была поставлена именно в тот момент, когда он вспомнил Вийвику в белой рубашке, державшую в руке тарелку с клубникой. История Вийвики была надежно запечатана в конверте забвения, и даже конторский агрегат, изобретенный Ээбеном, не был бы в состоянии вскрыть его.

Что-то иное тревожило Оскара.

Он подпер подбородок руками и стал смотреть в окно.

Оскар, с каждым днем твои дела идут все лучше и лучше, мысленно внушал он себе. Работа в УУМ'е с каждым днем становится все интереснее и интереснее. Процент благодарственных писем поднимется скоро с 4,7 до 7,5 — эта цифра запланирована, так оно и будет.

Концентрированное самовнушение, это хорошо испытанное средство, вернуло ему равновесие, и он сунул под гильотину следующее письмо.

Протекает крыша, через день портится дверной замок, шатаются лестничные перила, вибрирует дом, потому что с котлом воздушного отопления что-то неладно, на лестничных площадках отошли каменные плиты. Ну и пусть себе, лежат в своем лиловом ящике и жалуются!

Оскар попытался сосредоточиться, он не смел ошибиться при отборе. Однажды ответственный секретарь Тийна Арникас уже написала Рээзусу докладную, — когда Оскар нечаянно опустил письмо гражданина, жалующегося на сломанную крышу, в розовый ящик с надписью «Прирост». Ведь за то и платили ему зарплату, чтобы он, как квалифицированный работник, вникал в суть писем и правильно их сортировал.

В тот раз, на собрании, Рээзус привел ошибку Оскара как отрицательный пример. Армильда Кассин, которой стало жаль Оскара, в знак своего сочувствия, обронила в кулуарах фразу — как, мол, могут получиться дети, если над кроватью льет.

И все-таки что-то тревожило Оскара. К тому же перед ним на столе как раз лежало каверзное письмо, в котором одновременно говорилось о неудавшейся жизни, об окне, из которого дует, и о плохо освещенных улицах.

Согласно указанию Рээзуса, снятие копий с писем для распределения их по разным ящикам разрешалось лишь в исключительных случаях. Это можно было делать не более, чем с 1,7 процента всех писем. Поскольку конец года был не за горами, Оскар уже успел использовать эти отпущенные ему 1,7 процента. Конечно, во всем был виноват Рээзус с его педантичностью, предоставивший начальникам отделов такое узкое поле деятельности. Впрочем, допустить более высокий процент он тоже не мог. По общему количеству писем оценивалась работа УУМ'а и выплачивалась премия, и более широкое использование системы копий искусственно увеличило бы число писем. Как человек скрупулезно честный, Рээзус старался не запятнать своей репутации и избегал всякого блефа и приписок.

Оскар нажал на одну из кнопок звонка, расположенных в ряд вдоль края стола и напоминавших бородавки. Этим удобством тоже были обязаны Ээбену — звонки позволяли сберечь и без того перегруженную телефонную сеть.

Тотчас появилась завхоз. В руках она держала поднос с кофейником, чашкой и сахарницей. Кроме того, она принесла коробочку из красного дерева, содержащую всевозможные болеутоляющие и успокаивающие таблетки. На этот раз Оскар не прикоснулся к таблеткам, но попросил налить полную чашку кофе и взял щипчиками три куска сахара.

Все-таки что же его беспокоило?