— Итак, — сказал Оскар. — Теперь у бабушки имеется коньячный бочонок. Остается достать коньяк и сенбернара, который носил бы бочонок на шее. Как только достанем собаку и коньяк, отправим бабушку жить в горы. Там она будет ждать, пока снежная лавина не погребет под собой сбившихся с дороги странников. Тогда она повесит на шею собаке коньячный бочонок и пошлет ее искать потерпевших бедствие. Собака отыщет под снегом людей, раскопает их, замерзшие путешественники подкрепятся из бочонка и воскреснут. Потом собака приведет на место бедствия спасательный отряд.
Керту долго и громко смеялась. Из глаз ее текли слезы. Прохожие бросали на них недовольные взгляды. Иного человека, не умеющего радоваться, начинает одолевать зависть, когда другие смеются.
Заговорив об использовании бочонка, Оскар вспомнил о победителе конкурса УУМ'а Мадисе Кээгеле. Пожалуй, нет все же причин сомневаться в талантливости лауреата, во всяком случае, он здорово придумал название своему напитку.
Оскару не захотелось рассказывать дочери о бетуляке. Веселое настроение, которое вдруг нашло на него, быстро улетучилось. Его душу терзали три женщины, имена которых нельзя было даже поставить рядом: Керту, Ирис, Агне. Исключив одну из них, он должен был зачеркнуть и другую. Нельзя было даже и подумать об этом, особенно сейчас, когда Оскар смотрел на все еще хохочущую Керту. Девочка размашистым шагом шла рядом с ним, держа под мышкой коньячный бочонок, и, вероятно, представляла себе, как суровая бабушка нацепляет на шею несуществующему сенбернару коньячный бочонок и посылает собаку искать под несуществующей лавиной несуществующих потерпевших.
Впервые увидев это озеро, Ирис сказала:
— Здесь тихо и уединенно. Однажды побывав тут, человек больше уже не придет сюда. Ему неинтересно. В такое время года люди ищут пробуждающуюся природу, стремятся в еще нетронутые места.
В последнее время встречи с Ирис напоминали тайные маневры. В день свидания Оскар уходил с работы раньше, мотивируя это необходимостью лечебных процедур. Ирис работала теперь в утреннюю смену, и таким образом, светлые послеобеденные часы принадлежали им. Оскар ждал Ирис каждый раз в одно и то же время в переулке у ресторана «Форум», большей частью ему удавалось приехать на такси. Затем они мчались за город, шли в умирающую сосновую рощу и гуляли там вокруг желтовато-коричневого круглого озера с островком посередине.
Вечера оба проводили дома. Керту с Пяртом Тийвелем больше не преследовали их — на первых порах все, казалось, было спокойно. Заметив скрытую радость Агне, Оскар почувствовал себя неважно. Впервые в жизни он склонялся к честной игре, но обстоятельства оказывались против него. Поведение Ирис по-прежнему оставалось загадочным. Оскар не мог вытянуть из нее ни одного определенного решения.
Они с Ирис часто бродили по этому пружинящему под ногами хвойному ковру, им было хорошо вдвоем. Но ведь они не могли продолжаться вечно — эти минуты и часы, которые приходилось красть!
Как-то Оскар вновь попытался поговорить с Ирис на эту тему.
— Почему мы так старомодны? — вместо ответа спросила Ирис.
Оскар снял шляпу и стал обмахиваться. Его задел вопрос. Он считал, что живет в соответствии с неписанными законами современности. Он никогда не устанавливал для себя границ и не воспринимал брак с Агне, как добровольное тюремное заключение, где надо в каждом своем шаге отчитываться охраннику.
— В один прекрасный день приходишь к старому, как мир, решению и говоришь: будь моей женой. Ты и только ты! Навеки вместе и тому подобное, — рассмеялась Ирис.
Оскар едва сдержался, он готов был кинуться прочь отсюда и, подобно быку, начать биться лбом о ствол мертвого дерева.
— А вдруг я хочу быть честной, не обманывать себя и других, — пояснила Ирис.
— Честной? — удивился Оскар.
— Может быть, я хочу еще десятки раз влюбляться, если будет позволено употребить это устаревшее слово, — усмехнулась Ирис.
— Я знаю, — нерешительно ответил Оскар. — Ты ни с кем не хочешь вступать в будни. Разумеется, все, что до будней, гораздо интереснее.
— Точно… Чем дальше идешь вдвоем, тем уже становится твоя жизнь. В соответствии с визуальной перспективой.
— Я, видимо, должен отступить, — в отчаянии сказал Оскар.
К счастью, Ирис только рассмеялась. Произнеся эту фразу, Оскар тут же почувствовал страх. Если бы Ирис ответила «да», ему пришлось бы униженно просить у нее прощения. Он бы ни за что не смог уйти, оставить Ирис, навсегда отойти от нее.