Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка

Так уж повелось, что хозяин Рихвы, наведываясь домой, никогда не ел на кухне вместе со своими домочадцами. После того как Йоссь примкнул к компании «лесных братьев», ему стало даже нравиться это исключительное положение в семье. Скрываться вошло у него в плоть и кровь, хотя он, правда, нередко шатался по окрестностям, предварительно опрокинув в себя для смелости стаканчик самогону.

Бенита носилась между кухней и горницей, и вскоре все необходимое стояло на столе. Сев напротив Йосся на стул, Бенита налила ему из бутылки полный стакан сивухи.

Йоссь ел и пил до тех пор, пока у него не начал лосниться подбородок.

В прежние времена Бенита не раз посмеивалась над ним во время еды: сразу видать, когда мужчина сыт и пьян — на кончике подбородка у него начинает выделяться жир. А вообще по тому количеству еды, которое перемалывал Йоссь, ему бы следовало быть выдающимся атлетом. Бенита с чувством брезгливой жалости смотрела на щуплые плечи Йосся, на его тощие руки и, словно измученное бессонницей, худое узкое лицо. Однако она знала — гораздо легче было подоить, напоить и выгнать на пастбище коров, чем разбудить Йосся.

Поэтому Бенита не разрешала Йоссю ночевать дома, мало ли что может произойти ночью и иметь для него роковые последствия.

Как-то, встретив соседок по деревне, Бенита пожаловалась им на хилость Йосся, и лаурисооская Линда предположила тогда — нет ли, мол, у него глистов.

Что поделать, за время, проведенное в колледже, Бенита стала разборчивой и после слов Линды долгое время гнушалась спать в одной постели с Йоссем.

Бенита надеялась, что Йосся сейчас начнет клонить ко сну и он завалится — не успеешь и глазом моргнуть, как раздастся храп, день, проведенный в мягкой постели, быстро перейдет в вечер, а там, глядишь, пора будет уходить в свое лесное логово.

И тогда историю с Купидоном можно будет утаить до завтрашнего дня. А то и до послезавтрашнего.

Однако сегодня худосочного Йосся прямо-таки распирало от жажды деятельности. Он распахнул дверь на кухню, позвал Роберта и стал возиться с ним. Посадил визжащего от восторга мальчишку на шкаф, потом снова снял его. Затем закатал своего отпрыска в половик, так что у парнишки остались торчать лишь вихор да кончик носа.

Бенита, относя посуду на кухню, благодарила про себя бога, что успела утром вытряхнуть половики.

Выбравшись из-под половика и передохнув от смеха, мальчишка стал изображать барана.

Роберт изогнулся, состроил себе из указательных пальцев рожки и пошел на стоящего посреди комнаты Йосся. Как только мальчишка кинулся на отца, тот подпрыгнул и расставил ноги. Роберт проскочил между отцовских колен и наткнулся на диван — скрипнули пружины.

Щеки у Йосся горели, у него был вид истинно счастливого отца. Узнавая в парне самого себя, Йоссь изо всех сил подзадоривал сына:

— Еще! А ну-ка, нажми! Спину выгни! — кричал Йоссь, и голос его от смеха перешел в дискант.

Несколько раз, не успев вовремя отскочить, Йоссь получил от бычка в коротеньких штанишках удар по бедрам, что привело его в неописуемое умиление.

— Тореадор! Лавровый венок ему, — ревел Йоссь.

Бенита вернулась из кухни, села в уголок дивана, облокотилась на подушку и, подперев рукой щеку, стала смотреть на свое семейство.

— Утомишь ребенка! — нерешительно сказала она.

Как ни странно, Йоссь послушался. Схватив парня на руки, он направился с ним к двери.

От предчувствия беды у Бениты похолодело сердце. Однако тратить время на предположения было нельзя. И она пошла за Йоссем.

Йоссь действительно уже стоял у колодца. Опустив ребенка на землю, он сложил ладони у рта трубочкой и стал настойчиво звать своего любимца.

— Купидон! Купидон! — кричал Йоссь в сторону капустных грядок.

«За капустными грядками — старая баня, чаны с затхлой водой и крапива», — подумала Бенита.

— Купидон! — заорал Йоссь в сторону поймы.

«Когда этот проклятый летучий баран в последний раз пасся на отаве?»— спросила у себя Бенита.

Кричать в сторону хлева не имело смысла. Это понял и Йоссь — Купидон с его любовью к бродяжничеству никогда не торчал днем под навесом.

Однако, несмотря на то что Купидон был любимцем хозяина и пользовался привилегиями, в дом его все-таки не пускали, правда, однажды он все-таки пробрался на кухню и стучал там ногами по каменному полу.

— Купидон! — крикнул Йоссь в сторону амбара и торфяного навеса.

«Может, подмигнет хозяину с куска торфа», — подумала Бенита.

Стоя на крыльце, Бенита вдруг услышала за своей спиной тихое бормотание.

Видимо, настал черед Минны отплатить Бените за ее подлое поведение, когда, прирезав барана, она оттолкнула в сторону стоявшую в воротах и злобно шипящую свекровь. Старуха до тех пор подталкивала свою невестку в спину, пока та не спустилась с крыльца.

— Ты чего зря дерешь глотку, — со злостью накинулась на Йосся старуха.

— Ого, черт! — фыркнул он в ответ. — Что, по-твоему, я не могу звать свою скотину, а?

То ли Минна испугалась сыновьего тона, то ли хотела представиться страдалицей, но она заревела белугой.

— Я зарезала больного барана, — в промежутке между всхлипываниями старухи произнесла Бенита.