Гнев Гефеста

«Пчелка» неторопливо и спокойно набирала высоту. Позади осталось синее море, а впереди расстилались уже убранные поля — желтые квадраты скошенных хлебов и черные, вспаханные под озимые… От них веяло теплом, благополучием и умиротворяющим спокойствием. Утихало постепенно и на душе у Веденина, голова прояснялась, мысли упорядочивались и аналитически выстраивали картину за картиной происшедшего, видимого им самим и дополненного кинокадрами контролирующей аппаратуры и обрывками разговоров членов комиссии по расследованию.

Итак, никаких нарушений, отклонений, отступлений во время подготовки катапульты к испытаниям со стороны инженерного состава не допущено; неполадок, неисправностей техники до момента катапультирования не обнаружено. Первая зацепка, с которой начались все беды, — портативный радиопередатчик «Альбатроса». Установлено, что он отказал — оборвался плохо припаянный проводок. Но в момент отстрела, раскрытия парашюта или в момент приводнения — можно только гадать. Если судить по тому, что испытатель держался за стропы парашюта и разворачивался по ветру — кинокадры подтверждают это, — передатчик отказал при катапультировании, потому Арефьев ничего не мог сообщить. Если же брать во внимание вторую версию Петриченкова, то передатчик пришел в неисправность позже, когда раненый испытатель в момент отстрела катапульты, чувствуя, что теряет сознание, пытался что-то предпринять, хватался руками за все и оборвал проводок. Не исключал Петриченков и того, что передатчик вышел из строя при ударе о воду, а испытатель молчал потому, что был ранен и находился в бессознательном состоянии.

С этими двумя последними версиями Веденин не был согласен, но, чтобы их опровергнуть, надо доказать, что Арефьев при катапультировании не получил ранения. Судя по кинокадрам контролирующей аппаратуры, так оно и было: положение рук, головы, туловища, ног не дают оснований полагать, что человек был ранен и находился в бессознательном состоянии. А Петриченков утверждает: когда человек сосредоточен на чем-то и его организм запрограммирован, он действует какое-то время интуитивно… Возможно, что это так. Даже если не так, то отчего и когда Арефьев потерял сознание? От удара о воду? Возможно. Но менее доказательно, чем от удара порохового заряда, — он сильнее.

Может, Арефьев потерял сознание совсем по другой причине? По рассказам тех, кто видел его после приводнения, внешних следов повреждения тела или ушибов не было… Щиток гермошлема был закрыт. Значит, Арефьев, вынырнув из воды, находился уже в бессознательном состоянии, потому и не смог открыть его…

Может, при приводнении удар усилила волна?.. Даже если так, правомерна ли столь быстрая смерть от травмы позвоночника? Арефьев хоть и выглядел неженкой, физически был закален и вынослив… Отчего же тогда он умер?..

Тайну должны раскрыть врачи. Пока они молчат. То ли еще сами не пришли к определенному выводу, то ли имеют какие-то другие соображения. Во всяком случае, Веденина они старались избегать.

Жена, наверное, не раз звонила из санатория: он называл ей примерное число испытаний катапульты и возвращения домой; переживает — три дня никто не берет трубку. Надо предупредить Измайлова, как бы он не проговорился своей жене — сорвет их лечение и отпуск.

Весь полет так и прошел в думах и размышлениях, что помогло в какой-то мере скоротать трудное, тягостное время.

На аэродроме центра он увидел несколько «чужих» самолетов: наверное, прилетели представители штаба ВВС. Когда сел, в одном из самолетов узнал машину командующего. Комиссия по расследованию происшествия пополнилась более авторитетными и высокими начальниками.

В его кабине уже работали два полковника во главе с генерал-майором Гусаровым. Когда Веденин вошел, Гусаров извинился: другого более свободного места не нашлось, — и попросил все бумаги, закрытые в ящиках столов, предоставить в его распоряжение.

«Значит, дела мои плохи».

По тому, что особенно интересовало комиссию, Веденин догадался, какую версию они строят: «Фортуна» и ранее отличалась крутым нравом, при первых испытаниях на сверхзвуковой скорости перешагнула допустимый барьер вращения — о чем записано в акте тем же испытателем Арефьевым. И скорее всего тот же дефект повторился. А на скорости, близкой к 2М, перегрузка оказалась роковой, непосильной для испытателя…

Правда, приходилось считаться с данными регистрирующей аппаратуры, записанными при испытании с «Иваном Ивановичем» — манекеном. Они-то, чувствовалось, и мешали членам комиссии сделать окончательный вывод…

Всего три дня назад Веденин был здесь полновластным хозяином, голова была полна планов и задумок. Теперь же все здесь показалось чужим, и он был не тот Веденин, конструктор и мечтатель, счастливейший человек, а попавший сюда случайно неудачник, честолюбец, погубивший ни за что ни про что лучшего испытателя центра.

Делать ему в кабинете было нечего; взгляды сослуживцев, сочувствующие и затаенные, раздражали его, и он, предупредив дежурного, что будет дома, покинул здание.