Гнев Перуна

   — До Путяты!.. До Путяты!.. Кто с нами?

Часть толпы двинула в сторону Десятинной церкви.

   — А вы чего стоите, кияне? На слободу нужно идти! Освободим холопов от смерти! Купчины наши их в Тмутаракань продали. Один уже сбежал — теперь с верёвкой на шее лежит!

   — Удушили!.. Резоимцы душат нас! Бей! Бе-ей!

Несколько сильных рук подхватили тело Брайка и высоко понесли над головами.

   — Смерть за смерть! Кровь за кровь!.. По закону Правды Русской!

Огромная толпа повернула к Жидовским воротам.

   — Разоренье за разоренье!.. Око за око!..

Вечевой сполох, что, казалось, дрожал в воздухе, вдруг умолк, будто захлебнулся людской ненавистью. В этот миг на помост, где недавно лежал мёртвый Брайко, поднялся печерский архимандрит Феоктист. Рядом с ним стояло несколько бояр. Они сняли шапки, лица их были удручённы.

Нестор остановился, как и все другие, увидев на вечевом помосте киевских велеможных мужей. Люди застыли плечом к плечу, стиснули Нестора так, что он не мог шевельнуться. Говор на площади затихал. Отец Феоктист что-то говорил. Но его слабого голоса не было слышно. Однако вскоре новость прокатилась по рядам собравшихся: помер князь Святополк!

   — Кто же сядет в Киеве? Кого будем звать?

   — Мономаха!

   — А Степь половецкую кто удержит?

   — Мономаха! Пусть скрутит руки богатычам и ростовщикам.

   — Мономаха! Волим Мономаха! Да займёт стол своего деда Ярослава Мудрого и отца Всеволода!..

Нестор пробирался сквозь толпу, стремясь выбраться из этого людского круговорота.

Киевляне, громившие дворы можцев, желали звать Мономаха. А что же киевские богатеи? Что молвят те, которые стоят рядом с Феоктистом? Напрягал зрение, но слишком уж далеко отбросило его людской волной от помоста. Перед глазами колыхалось море человеческих голов. Новость за новостью катилась в толпе и застывала в ушах... Князь умер на рассвете... Путята и Поток послали за старшим Святополчичем — Ярославом — на Волынь... Киевские бояре и Феоктист не желали Святополчича, ещё утром послали послов в Переяслав звать Мономаха.

Наконец киевские велеможцы сами просили гордого Мономаха в Киев. Придёт ли? Не вспомнит ли обиду, когда они его не пустили в Киев? Столько лет он ожидал этого дня! Состарился в ожидании — ведь Мономаху уж шестьдесят лет...

Не скоро Нестор добрался к княжьей гриднице. Она была уже полностью забита людьми. Лица у всех озабоченные, растерянные — не от печали об умершем, а оттого, что в Киеве пылал мятеж. Уже побежал к своему двору тысяцкий Путята со своими мечниками. Говорили, что восставшие киевляне подожгли его терем... Умчал спасать своё добро со своими туровцами и боярин Поток… Рядом с княжьим двором пылал терем умершего Яна Вышатича. Чернь потрошила купеческие лари на Бабином Торжке и на Подольском торжище; громила гостиные дворы. Напала на обоз с солью галичан — и разнесла его в щепки... Под вечер вспыхнула Жидовская слобода. Восставшие вырвали из рук тмутараканских и ромейских купцов несколько десятков холопов, которых ростовщики держали раньше в ямах и затем сбывали за серебро торговцам живым товаром. Кровопийц-резоимцев бросали в огонь связанными или вешали на деревьях... Сгорел и толстый Мар Симхи, убийца подольского гончара Брайка...

О похоронах князя будто все забыли. Бояре сидели в каменной гриднице и испуганно прислушивались к шуму киевских улиц. Какие вести они ещё принесут? Хотя бы быстрее пришёл Мономах в мятежный Киев! Он — единственный человек, который властной рукой может усмирить восставший Киев! Иначе всем им болтаться на верёвках... Неминуемо!..

Лишь на третий день прибежали гонцы от Мономаха вместе с доверенным его боярином Ратибором.

   — Отказался! — Единственное и невероятное слово упало на головы будто обух.

Мономах отказался от Киева? От них? Не может этого быть!.. Он за Киев когда-то был готов проливать братскую кровь.

   — Ратибор, чего молчишь?

   — Отказался, — подтвердил боярин. — Князь Володимир Всеволодович велел благодарить за честь. Но он не хощет переступать закона земли Русской и заповедей своего деда: каждый да владеет отчиной своею. Киевский стол должен приять Святополчич...

Первым упал перед ним на колени тысяцкий Путята — двор его был разгромлен и сожжён. За ним бухнулись на землю другие бояре.

   — Молим! Киев погибнет от мятежа. Киев горит!.. Гибнет наша земля! Гибнет благодатьство!.. Боярин, передай нашу мольбу Володимиру Всеволодовичу: хощем имети его твёрдую руку в Киеве! Пред ним склоняем свои головы!..

Ратибор будто этого и ожидал.

   — А потом будете изгонять из Киева? — чиркнул гневным взглядом из-под светлых бровей.

   — Лучше подчиниться воле Мономаха, нежели сгинуть от черни! — Путята вытирал искренние, может, впервые в жизни искренние слёзы на щеках. — Молим тебя, боярин, уговори князя.

Ратибор повернулся к обросшему седыми волосами переяславцу, в котором едва можно было узнать Нерадца.

   — Коль так, вели седлать новых лошадей. Нерадец, слышишь, что молвили киевские мужи?

   — Слышу... Они молвят то, что должны были молвить ещё в Городце...

   — А что скажет княгиня? — вдруг обратился Ратибор к молчаливой чёрной женщине, сидевшей в углу.