«Ну, он говорил обиняками, однако, похоже, наш друг Холден сообщил мне, что Кортасар замышляет убийство».
Элви тогда рассмеялась, поскольку страшные слова никак не вписывались в приятные декорации, да и порой чувство ошеломления бывает даже забавным.
— Не уверена, что готова разбираться с этим сейчас, — сказала она. — Так и сказал?
Фаиз пожал плечами.
— Нет. Очень осторожно и подчеркнуто НЕ сказал. Мы мило беседовали о том, насколько важно рассказывать детям о негативном пространстве как инструменте политического анализа. Затем мы обсудили всех научных шишек кроме Кортасара, и он со значением посмотрел мне в глаза, после чего внезапно совершил экскурс в историю борьбы за власть на старой Земле, отдельно выделив Ричарда Третьего.
— Как-то это туманно.
— Вовсе нет. Шекспир написал о нем пьесу
— Как она называлась?
— «Ричард Третий», — ответил Фаиз. — Ты хорошо себя чувствуешь?
Элви положила голову на плечо мужа. Горячее обычного, но при регенерации конечности субфебрильная лихорадка не редкость.
— Я не театралка, и у меня был тяжелый день. О чем там?
— Подонок Ричард убил кучу людей, но в частности, пару детишек. Наследников трона или что-то такое.
— Ты тоже не театрал.
— Не-а.
Над головой по небу плыла тонкая пелена облаков, пряча одни звезды и открывая другие. Элви хотелось закрыть глаза, уснуть и проснуться в их убогой квартирке на Церере, когда она и слыхом не слыхивала о Лаконии и Дуарте. Пусть всё, что она узнала с тех пор, все деньги, открытия и статус растают как сон, и она всё равно будет счастлива, если и остальное исчезнет.
— Так значит, негативное пространство, а потом все, кроме Кортасара, и король, убивший каких-то детей.
— Технически, принц, который выгрыз себе путь к власти, убив каких-то детей, я полагаю.
— Нарядная логика, — сказала она.
— А разве Кортасар не работал на «Протоген» до Эроса?
— Во время Эроса, — поправила Элви.
— Я к тому, что ему не впервой.
— Он создал катализатор, — сказала Элви. — Для меня. Но это не значит, что я убийца.
— Да, — согласился Фаиз. Но он знал, о чем она думает. «В некотором роде, так оно и есть». На то и нужны десятилетия брака. Близость и одинаковый образ мысли, сродни телепатии.
Он вздохнул, подвинулся и обнял ее.
— Может, я надумал себе больше, чем было сказано. Просто это выглядело странно и как-то утрированно.
— Он хотел этим что-то сказать. Может, не совсем то, что ты понял. Но определенно что-то.
— Думаешь найти его и спросить?
– Вот именно.
— Если он был уклончив из-за того, что Дуарте следит за ним, с тобой он не станет говорить яснее, чем со мной.
«Если только я не дам ему знать, что сейчас Дуарте не следит ни за чем», — подумала Элви. Мысль обдала холодком страха или восторга, или и того и другого вместе. Она задалась вопросом, что подумал бы Трехо, и был ли вообще Холден на радарах нового тайного императора.
— Может, я что-нибудь придумаю, — сказала Элви.
И может, она бы придумала, если бы в ту ночь не накрыли Амоса Бартона с его карманной атомной бомбой, и Холдена не заперли в камеру еще до наступления утра.
Увидев ее, Кортасар дежурно улыбнулся. Ответный кивок Элви показался ей таким же фальшивым, но, может, он не заметил или ему все равно.
— Я могу помочь чем-то еще, Паоло? — спросил Очида.
— Нет, спасибо, — ответил Кортасар. — Мы справимся.
Очида отошел. Все выглядело таким обычным и вежливым. И ощущалось угрозой. Кортасар встал и направился к металлическим дверям. Элви пришлось ускориться, чтобы его догнать.
— Простите, что не смогли начать до обеда, — сказал Кортасар. — Я все утро провел в офисе службы безопасности, просматривал то, что они забрали у шпиона.
— Амос Бартон, — сказала Элви. — Келли мне рассказал. Как странно, ведь я его знала. Мы оба были на Илосе. Он спас моего мужа.
— Ну, у него была бомба, так что... — Кортасар неопределенно помахал рукой. — Я работал с аналитиками. Трехо тщательно проверяет связь. Похоже, этот ублюдок сидел тут довольно долго.
— Мы знаем, чего он хотел?
— Пока нет, но, может, сумеем спросить его.
— Я думала, он мертв.
— О да. Вполне себе.
— И как же тогда?
Кортасар приложил свой бейдж к замку, и дверь открылась. Элви последовала за ним в темный коридор с более толстыми, усиленными стенами. Мысль о том, что протомолекула в Загоне — не самое страшное в этой лаборатории, слегка холодила.
— Ильич сильно напортачил, — сказал Кортасар, — но это не его вина. Он не знал, что нельзя оставлять тело.
Двери за ними гулко захлопнулись. Как в тюрьме. Коридор служил воздушным шлюзом.
— Когда они прострелили этому засранцу голову, Ильич отозвал всех защищать принцессу, — продолжил Кортасар, и Элви услышала в его голосе насмешку. Ричард III. — Ему следовало оставить кого-нибудь сторожить тело. Или хотя бы сжечь его перед уходом. Но он не виноват. Он знает правила насчет дронов-ремонтников, но не знает, что за ними стоит.
Открылись другие двери, пролив в коридор свет.
— Я не понимаю, — сказала Элви.
— Поймете, — небрежно ответил Кортасар, входя в свою личную лабораторию. Он ее дразнил.