Гнев Тиамат (ЛП)

– Передам ей, – заулыбался охранник. Понадобилось несколько недель, чтобы добиться этого от парня. Немного, но и не пустяк. Любому из сотрудников Государственного Здания, кто видел в Холдене человека, шутил с ним или проводил с ним дни по заведенному распорядку, будет чуточку сложнее его убить. Что бы он ни делал – все играло свою роль. Любая мелочь могла решить в его пользу, если встанет вопрос между милосердием и пулей в затылок где-нибудь в кустах неподалеку. Усмехнувшись охраннику, словно тот ему лучший друг, Холден неторопливо побрел в сад.

В жизни Государственного Здания сложился свой уклад. Каждого затягивает рутина, знает он о том или нет. Здесь, в самом сердце империи, вокруг корпусов, служивших источником силы и власти, кружились тысячи людей, и он мог бы целую жизнь выслеживать всех. Как будто сидишь и наблюдаешь за ульем термитов, пока каждое насекомое не перестанет быть отдельно взятым организмом, а превратится в составную часть чего-то более крупного и более древнего. Проживи Холден столько, сколько вознамерился жить Дуарте, все равно не познал бы всех тонкостей. Для нынешних целей довольно схем попроще: Кортазар любит выигрывать в шахматы, лейтенант гвардии предпочитает кофе с сахаром, а дочь Дуарте часто гуляет в саду по утрам, особенно когда расстроена.

Часто гуляет, но не всегда. Некоторые дни Холден проводил, хотелось думать, в ее стиле – часами читая старые приключенческие романы или просматривая официальные развлекательные каналы. Не новости. В принципе, ему разрешены все каналы государственной пропаганды, но новости он смотреть не мог. Они либо злили, а он не мог позволить себе злиться, либо со временем начинали казаться правдой. Этого он тоже позволить себе не мог.

Сегодня он выбрал маленькую пагоду возле искусственного ручья. С местной растительностью вокруг. Иссиня-черный аналог хлорофилла, который создала эволюция Лаконии, придавал листоподобным отросткам здешних растений более темный оттенок, чем у зелени, среди которой рос Холден. Они были широкие, чтобы ловить энергию солнца. Высокие, чтобы быть выше конкурентов. Сходные трудности порождают сходные решения, на Земле, например, способность летать эволюционировала пятью различными способами. Умные ходы в проектном поле. Так называла это Элви Окойе.

Он вытащил карманный компьютер и почти на два часа погрузился в историю загадочного убийства на ледовозе, совершенного в Поясе еще до того, как открылись врата, и написанную тем, кто на ледовозе явно не бывал. Первым признаком того, что он больше не один, стал лай. Он отложил книгу, а из-за изгороди галопом выскочил старый лабрадор, ухмыляясь так, как умеют ухмыляться только собаки. Холден достал из кармана сосиску, и пока старушка ела у него с ладони, чесал ее за ушами. Нет лучшего способа заслужить доверие людей, чем понравиться собаке, и нет лучшего способа заставить собаку полюбить тебя, чем подкуп.

– Кто у нас хорошая собака? – приговаривал он. Пес фыркнул, и тут появилась девочка. Тереза, наследница престола. Принцесса империи. Ей четырнадцать, подростковый возраст, когда все эмоции ярко написаны на лице. Беглого взгляда хватило, чтобы понять: что-то ее надломило.

– Привет, – сказал он, как всегда. Повторяй каждый раз одно и то же – и картина становится привычной. Он тоже стал привычным. А привычное не представляет угрозы.

Обычно она отвечала «Здравствуйте», но сегодня она нарушила порядок. Не ответила вообще, смотрела на собаку, избегая взгляда Холдена. Веки ее покраснели, под глазами тени. Лицо бледнее, чем всегда. Что бы ни случилось, для нее это личное. Это сужало варианты.

– Представь, какая странность, – начал он. – Видел за завтраком доктора Кортазара, а он в таком аврале. Обычно он не прочь немного поболтать. А сегодня пулей умчался из столовой. Даже отказался надрать мне задницу в шахматы.

– Он сейчас занят, – сказала Тереза. И голос у нее был надломленным. – У него пациент. Доктор Окойе. Та, что из Департамента Науки. И ее муж тоже. Она ранена, она здесь, в Государственном здании, приехала поговорить с отцом. Она не сильно пострадала. С ней все будет хорошо, но доктор Кортазар помогает ее лечить.

Под конец своей речи она кивнула, словно внимательно следила за тем, что говорит, и сказанным довольна. Небольшой такой кивок. Играй она в карты, из-за таких жестов проигралась бы в пух и прах.

– Жаль слышать, – сказал Холден. – Надеюсь, она поправится.

Он не спросил, что случилось. Не докапывался до информации. Лучше оставить все как есть. С тактической точки зрения иное поведение будет ошибкой.

– Эй, – сказал он. – Я, наверно, не тот, от кого ты хочешь это слышать, но знаешь что? Все будет хорошо.

Глаза девочки расширились, взгляд стал жестким. Это не заняло и секунды.

– Не понимаю, о чем вы, – она развернулась и пошла прочь, хлопнув ладонью по бедру, подзывая собаку. Псина перевела взгляд с нее на Холдена, в темно-карих глазах мелькнуло сожаление. Надежда получить еще сосисок перевесила отчаяние.

Холден указал ей на уходящую Терезу: