Гневное небо Тавриды

Я стоял в колпаке и при ударе самолета о землю стукнулся головой о турель. На миг потерял сознание. Когда открыл глаза, левое крыло и передняя часть фюзеляжа были объяты пламенем. Штурман Устюжанин вылезал через астролюк своей кабины. Алфимов вываливался на правое крыло из своей. Не знаю, откуда взялись силы, ростом я меньше Курашова, но сумел поднять его над головой и вытолкнуть через колпак. Снаружи его принял Устюжанин. Алфимов стоял на ногах, но был весь в крови. Фонарь его кабины разбило, и десятки осколков плексигласа впились в лицо и руки. Как только он смог довести и посадить самолет!

Мы с Устюжаниным оттащили от машины Курашова, отвели командира. Но взрыва не последовало, видимо, баки были пусты. Сели мы около небольшого села, в двух километрах от станции Таганаш. Набежали люди. Алфимова и Курашова забрали на подводе, мы с Устюжаниным дошли до села сами. На другой день вернулись к тому месту. Постояли, распрощались со своей догоравшей машиной и собрались уходить. Вдруг услышали трескотню По-два. "Кукурузник" сел, подрулил к нам. Из кабины вылез майор Корнилов. Обнялись, расцеловались. Узнав, что все живы, майор сказал: "Группой потоплено два транспорта и сбито два самолета противника. Один записали на счет вашего экипажа".

Из рассказа Бухатченко стало ясно, почему Алфимов не сел в Евпатории: мое разрешение не было принято, и он из последних сил оставался в строю.

Спустя пять дней весь экипаж, кроме Курашова, был доставлен в полк. Курашова оставили в селе, чтобы затем перевезти в госпиталь.

Через полтора часа после нас по тому же конвою нанесли удар пять А-20 36-го полка. Две их бомбы попали в носовую часть уцелевшего после нашего удара третьего транспорта, вызвав на нем сильный взрыв и пожар.

Оба вылета были тщательно разобраны командиром дивизии полковником Виктором Павловичем Канаревым. За отличную боевую работу комдив объявил нашей группе благодарность и представил к наградам членов всех четырех экипажей. Таким же образом были отмечены и заслуги отличившихся воздушных бойцов 36-го авиаполка.

Но удача на войне изменчива, и кто об этом забывает, тот жестоко наказывается. Следующий день, 19 апреля, был одним из самых несчастливых в истории полка.

Шести экипажам торпедоносцев было приказано с утра заступить в готовность к боевому вылету. Семи - перевозить горючее с аэродрома Сокологорное на аэродром в Одессе.

В середине дня самолетом-разведчиком 30-го авиаполка был обнаружен конвой противника, шедший в направлении Констанцы в ста шестидесяти километрах от Севастополя. Состав: один транспорт водоизмещением три тысячи тонн, два миноносца, три буксира, шесть барж, четыре быстроходные десантные баржи. Прикрытие с воздуха - шесть "мессершмиттов". В районе конвоя десятибалльная облачность высотой двести метров, видимость пять километров.

Ввиду прикрытия вражеских кораблей истребителями и отсутствия такого прикрытия у нас полковник Канарев решил по конвою не действовать, о чем и было доложено на выносной пункт управления ВВС ЧФ майору Комкову. Комков передал приказание свыше: действовать, маскируясь облачностью. При невозможности возвращаться.

В воздух поднялась шестерка торпедоносцев, возглавляемая экипажем командира звена Александра Ковтуна. Ведущими пар, кроме Ковтуна, были Александр Жестков и я. К цели шли напрямую - через Сиваш, мыс Тархан-кут. Над Крымом небо было безоблачным, группа снизилась до пятидесяти метров, чтобы уменьшить возможность засечки лазутчиками, оставленными фашистами при отступлении. И все-таки это, вероятно, произошло.

Когда мы удалились от берега на сто сорок километров, Должиков доложил:

- На высоте две - две с половиной тысячи параллельно нашему курсу летят четыре "Ме-сто девять".

Мы шли на малой высоте, "мессершмитты" пока нас не видели, но точность их выхода в этот район и на наш курс была несомненно следствием наведения.

К счастью, впереди показалась обещанная облачность. Группа зашла под нее, видимость сразу ухудшилась.

- Через пять - шесть минут должен показаться конвой, - доложил Прилуцкий. И тут же: - Командир! В лоб - четыре "мессера"...

Не дойдя километра до нас, четверка Ме-110 отвернула вправо, обошла группу и напала сзади сверху. Интенсивным огнем стрелков атака была отбита.

Ковтун не маневрировал. Торпедоносцы держались в плотном строю.

Вторую атаку гитлеровцы сосредоточили на машине Самущенко, шедшей в пеленге. Несмотря на сильный огонь со всех торпедоносцев, "мессершмиттам" удалось поджечь ее. С объятым пламенем правым крылом самолет пошел на снижение. Огонь быстро распространялся. В нескольких метрах от воды торпедоносец взорвался...

Какой летчик, какой экипаж! Почему мы не маневрируем? Так нас всех перещелкают, как куропаток...

В последующие минуты "мессеры" еще дважды атаковали оставшуюся пятерку. Лезли напролом, на шквальный огонь. Очевидно, решили отомстить за вчерашнее поражение.

- В хвосте и фюзеляже дыры, побиты рули глубины, - докладывает Должиков.

Дальше испытывать судьбу нельзя. Подаю команду своему ведомому Новикову:

- Уходим в облака!