Гнездо над крыльцом

Почти месяц назад черные, юркие головастики превратились в малюсеньких четвероногов, став сухопутными животными, которым в воде, в их колыбели, делать было нечего. Но и сушей они овладеть не могли: над всей Русской равниной свирепствовала засуха. Даже ночами на лугах не было росы. Жабята не могли отойти от берега, потому что, рискнув на дальнее путешествие, они бы высохли в начале пути.

Корма вокруг хватало с избытком для всех, и малыши за месячное вынужденное сидение на берегах выросли чуть ли не втрое. Местами их было столько, что между маленькими телами не было видно земли. Широкая живая лента тянулась по границе воды и суши.

Но вот одна за другой загремели грозы, в которых было больше огня и пыли, чем влаги. И наконец ночной дождь смочил землю, увлажнил воздух. И сразу же безмолвная жабья рать, заждавшись этого события, пришла в движение по всему многокилометровому берегу. Набрав про запас воды (есть у них такое место в организме), начали жабята «великое переселение», выбирая путь вдоль дождевых потоков, мчавших с бугров. Шагая, прыгая, карабкаясь на отвесные ступеньки, обрывчики, стены домов, штурмовали город безобидные полчища. Они поднялись в город: по сырому асфальту, по газонам, в садах скакали и скакали невозмутимые маленькие жабы.

Путь был пройден огромный — на четвертый день передовые удалились от воды уже на два километра. Прошел еще день, и, словно дым, растаяли, исчезли легионы, рассеявшись и попрятавшись окрест.

Жаба — существо ночное. Лишь в конце лета иногда днем выбирается погреться на солнышке около своей норы. Копает ее жаба довольно оригинально: передними латами царапает грунт и нагребает его себе под мышки. А потом, будто готовясь к сильному прыжку, засовывает под передние ноги задние растопыренные лапы и отбрасывает две щепотки назад. Отдыхает и готовит следующую порцию. Медленно, методично, размеренно.

Если в километре-двух от села или города есть река, пруд или озерцо, в котором даже весной не каждый год вода, то и в домах, и на улицах, и в садах, и огородах этого селения живут зеленые жабы. Их тихое, скромное соседство никогда не бывает чем-то неприятно. Не обходят они и лужи, подобные миргородской. Таких луж когда-то и в нашем городе было достаточно, и, прежде чем они пересыхали в середине лета, из них успевали разойтись по соседним дворам и садам сотни жабят.

На зиму забирались жабы в подполья, погреба, и оттуда слышались по ночам их нежные трели. Иногда выходили они из своих убежищ в комнаты подловить тараканов или мокриц. В погреба могли забираться и летом и попадали в крынку с молоком. Отсюда, наверное, и пошла молва о том, что жаб сажают в молоко специально, чтобы оно холоднее было и не скисало дольше.

В южных городах, где много арыков, фонтанов и бассейнов, зеленым жабам совсем привольно. В ночном Ашхабаде меня поразило большое количество огромных, бесстрашных и хорошо вооруженных богомолов и множество крупных жаб, которые не боялись хватать этих богомолов, если те оказывались на земле. Теплыми ночами некоторые центральные улицы и маленькие площади, скверики города кишели большими и маленькими жабами. В пустыне, где есть несоленая вода, жабы тоже не редкость, хотя не всегда понятно, как они туда попадают.

Обо всем это я и рассказал охотникам, пока они смотрели, как деловито и спокойно шлепала жаба по полу. Слушали с интересом, но, расходясь, попросили все-таки меня, чтобы вынес эту пеструю гостью на улицу, потому что оставлять ее на неделю в домике было рискованно, а в руки взять никто не осмеливался. Жаба не сопротивлялась, но в ее глазах мне почудился немой вопрос: «За что выбрасываете, коль столько хорошего обо мне рассказали?».

Куницы-горожанки

В Воронеже немало хороших голубиных охот, владельцы которых — серьезные, понимающие в породах голубеводы, ревниво оберегающие чистоту своих стай. Никто из них ни летом, ни в иное время не проспит утренней зари, чтобы поднять в прохладное, еще серое небо засидевшихся птиц, погонять их вволю. Каждого из своих хозяин узнает не только когда они на гнезде, но и в полете. Потеря любимцев переживается тяжело. Когда их крадут воры, это еще полбеды: хорошие голуби часто возвращаются в свое гнездовье. Но вот в голубятни в разных районах города и примерно в одно и то же время, не взламывая замков, стал проникать неведомый и неуловимый хищник. Долго не могли установить, кто это. Крыс в расчет не принимали, на кошек подозрение тоже не падало. По старой памяти винили невиновных в разбое хорьков, потому что «почерк» был похож на хорьковый. И невдомек было, что в городе завелся хищник-незнакомец, которого охотники называют куницей-белодушкой, зоологи — каменной куницей, меховщики — куницей горской.