Гниющий Змей. Книга 1

Нахаш тоже не оставался на месте. Стремительно покинув траекторию атаки, он взмахнул адамантовым клинком. И снова этот росчерк: он блеснул в воздухе, будто отражение света на металле. И только звук, будто щелчок металлизированного кнута, сопровождал магию. Тварь взвыла: локтевой сустав рассекло невидимым лезвием. Когтистая лапа ещё билась на загаженном чёрной грязью полу, когда ящер перешёл в наступление.

Он зашёл сбоку. Серия выпадов: при каждом с клинка срывалось нечто фантомное и стремительной косой наносило противнику увечья. Чёрная кровь хлестала из порезов. Хотя какая кровь? Разумеется, это гниль. Мы ведь в моём кошмаре, о чём я давно и благополучно забыла.

И, наверное, потому куски поверженного чудовища начали срастаться вместе.

Но нахаш быстро положил конец этому безобразию.

Тяжёлый сапог наступил на грудь подёргивающегося ужаса, а остриё широкого клинка вошло в распахнувшуюся пасть — с противным звуком оно засело между клыков.

Змеелюд что-то прошипел на родном языке и вдвинул оружие глубже, пробил череп, остриё вонзилось в землю, в пол или что там у нас под ногами. Мгновение непонятной нарастающей пульсации, и голову твари разнесло шрапнелью — я едва успела прикрыться от колких ошмётков.

Фальшион в когтистых пальцах казалось пел на одной ноте и почти светился.

Выполнив миссию, оружие вернулось в ножны, а нахашский воитель обернулся ко мне и подал руку. Машинально приняв её, я вздрогнула от непривычного ощущения твёрдых бугорков под пальцами. Чешуя оказалась удивительно тёплой и сухой, а когти не поранили мою кожу, хотя коснулись её.

— А теперь прос-сыпайся, — велел змеелюд, вздёрнув меня на ноги.

Он оказался выше на целую голову, хотя недостатком роста я не страдала. Самое занятное, могу поклясться, что учуяла его запах: нахаш пропах дымом с горьким привкусом полыни. Поразительно, не помню, чтобы сны раньше задействовали обоняние.

— Слуш-шай, мне некогда бродить по чужим кошмарам, — он срывался на шипение лишь иногда, явно хорошо овладев сиаранским и научившись отменно контролировать артикуляцию. Большого опыта общения с представителями его вида у меня нет, но про это их пришепётывание столько шуточек ходит...

Занятно, но я рассуждаю так, будто это реальность. Мы же сами создаём свои сны. Конечно, в моём кошмаре нахаш разговаривает так, как я себе нафантазировала.

— Ладно, по-хорошему не понимаешь... — пальцы рептилии потёрли лоб, забавно оттопырив когти. Это он у людей жестикуляцию подсмотрел? Нет, это просто я накладываю на змеелюдов человеческие привычки, ведь о настоящих почти ничего не знаю.

Пасть нахаша резко распахнулась, обнажая острые клыки.

Меня обдало вонью и слюнями, вылетевшими вместе с хищным рокотом.

С перепугу я проснулась.

Колокольный звон обозначал удар за ударом, но я не считала, так что не поняла, который час. Просто тяжело дышала, согнувшись в постели и пыталась понять, что это, боги милостивые, было... Гардина просвечивала холодным утренним серебром, а мои пальцы судорожно заползали в растрепавшиеся пряди.

Стукаясь носиком о каёмку, графин поделился водичкой со стаканом. Пила я жадными глотками, пытаясь смыть из глотки привкус гнили и осевший на слизистой запах полыни. Никогда мне не снились настолько правдоподобные сны. Я даже отбросила одеяло, но не обнаружила никаких свидетельств реальности ночного приключения.

Гардина отъехала, впуская свет нарождающегося дня: ещё одного расчудесного весеннего утречка в нашей дивной, богами хранимой Мароне. С её неизменной видимостью безопасности и затаившейся в подгнивших недрах тревогой.

Дёрнув щеколду и распахнув раму, я услышала всё тот же перелив птичьих трелей. Соколов на вас не хватает, пернатые сучата. Ох, пардон, какие некрасивые мысли. По губам бы мне, да ведь сказано не вслух.

А это что за кортеж?

По мостовой цокали подковы породистых лошадей, бренчала сбруя, подскакивали перья плюмажей. Запряжённая цугом шестёрка влекла экипаж с резными украшениями на кузове, пышно поблёскивала позолота. И вот эта красота затормозила... и остановилась у подножия нашей лестницы. За ней следовало ещё три кареты, и все они дружно последовали примеру первой.

Лакеи соскочили с запяток, откинули подножки и чинно отворили дверцы кабин.

Достопочтенные господа позволили утренним лучам невозбранно светить на их дорогие наряды: именно такое выражение проступило на холёных лицах, когда те выбирались из своих роскошных скорлупок.

Наша семья далеко не из бедных, но такой помпезной вычурности мы бы не смогли позволить себе, даже продав все книги вместе с мастерской да переведя выручку в каменья и парчу. Что понадобилось этим сливкам в нашем доме?