— Смѣлѣе! — шепнулъ мнѣ Носовичъ, когда я всходилъ на каѳедру.
Мой наставникъ и не воображалъ, что его воспитанникъ и безъ этого ободренія былъ смѣлымъ и даже черезъ мѣру смѣлымъ въ эту минуту.
Я началъ говорить.
Подобно Рейтману-сыну, я толковалъ о чувствѣ грусти, пробуждаемой въ выпускныхъ ученикахъ разлукою съ товарищами, не окончившими ученья, и съ учителями; объяснилъ, что это чувство было бы мелочно и не имѣло бы никакого значенія, если бы оно было слѣдствіемъ простой привычки къ однимъ и тѣмъ же лицамъ, а не вытекало бы изъ сознанія, что мы были нужны этимъ личностямъ и пробудили въ нихъ своею дѣятельностью прочную и разумную любовь, и наоборотъ. Сказалъ, что только взаимная помощь, оказываемая людьми другъ другу, оставляетъ въ нихъ прочныя воспоминанія и вполнѣ оправдываетъ ихъ слезы при разлукѣ. Затѣмъ я упомянулъ о благодѣтельномъ вліяніи на насъ директора, которое привело насъ къ сознанію необходимости помогать и облегчать тяжелый трудъ учителей. Описалъ наше предпріятіе, ходъ дѣла въ теченіе двухъ лѣтъ и очевидную его пользу; перечислилъ учениковъ, казавшихся лѣнивыми и сдѣлавшихся подъ нашимъ руководствомъ прилежными; доказалъ, что они и прежде были не лѣнивы и только требовали руководителей, чтобы сдѣлаться лучшими воспитанниками. Исчисливъ пользу нашего дѣла, я объяснилъ, какъ легко его продолжать, потому что оно отнимаетъ у старшихъ воспитанниковъ только одинъ часъ въ день и не можетъ быть имъ въ тягость, между тѣмъ приноситъ пользу и имъ самимъ, давая возможность повторять давно пройденныя и полузабытыя начала наукъ и пріучая молодыхъ людей къ дѣятельности. Я польстилъ директору, озабоченному процвѣтаніемъ школы, поблагодарилъ учителей за ихъ поддержку во всякомъ благомъ предпріятіи и замѣтилъ, что родителямъ остается только благодарить ихъ и своимъ сочувствіемъ упрочить начатое. «Впрочемъ, — окончилъ я рѣчь, — дѣло такъ очевидно-полезно, что положительно нѣтъ ни одного человѣка въ школѣ, не сочувствующаго ему, и потому, разставаясь съ товарищами, я могу имъ пожелать однихъ успѣховъ на избранномъ ими пути. Они, подобно намъ, будутъ исполнителями идей господина Сарторіуса, помощниками учителей и любимыми друзьями младшихъ воспитанниковъ. Въ день разлуки со школою имъ будетъ такъ же грустно, какъ намъ, но и ихъ утѣшитъ мысль, что, можетъ-быть, на всю жизнь сохранятъ о нихъ воспоминаніе ихъ маленькіе друзья, какъ они сами сохранятъ воспоминаніе объ учителяхъ».
Я кончилъ рѣчь; она произвела на присутствующихъ желанное впечатлѣніе. Сходя съ каѳедры, я увидѣлъ приближавшагося ко мнѣ директора съ сіяющимъ лицомъ. Онъ крѣпко пожалъ мою руку и подвелъ меня къ одному изъ попечителей училища.
— Это, ваше превосходительство, одинъ изъ исполнителей моихъ идей, дитя моего сердца, — сказалъ Сарторіусъ.
— Дѣльно, дѣльно, молодой человѣкъ! Старайтесь всегда заслуживать одобреніе начальства! — густымъ басомъ наставилъ меня его превосходительство.
— Постараюсь, — отвѣчалъ я.
— Передайте отъ меня мой поцѣлуй вашимъ друзьямъ.
При этихъ словахъ особа приложилась губами къ моей щекѣ.
Я раскланялся и поспѣшилъ къ своимъ друзьямъ, чтобы передать имъ поцѣлуй его превосходительства. Проходя между стульями, на которыхъ сидѣли посторонніе люди, я былъ нѣсколько разъ остановленъ матушками и папеньками своихъ бывшихъ воспитанниковъ-товарищей; они благодарили меня за заботы о ихъ дѣтяхъ и просили передать ихъ благодарность товарищамъ. Пожатіямъ рукъ и привѣтствіямъ не было конца.
Рейтманъ, между тѣмъ, горячо выговаривалъ Носовичу за то, что тотъ пропустилъ рѣчь.
— Рѣчь отличная, господинъ Рейтманъ, мы съ директоромъ отъ нея въ восторгѣ,- прищуривъ глаза, сказалъ Носовичъ.
— Но это скандалъ, безумецъ — der Tollkopf — хвасталъ передъ публикою своими заслугами, у него стыда нѣтъ!
— Молодежь горячо стоитъ за свое дѣло, господинъ Рейтманъ, намъ съ вами такъ не стоять, ноги наши слабы стали, — улыбнулся Носовичъ.
Рейтманъ чувствовалъ, что его дѣло проиграно, что эта публика и попечители сдѣлались не моими и моихъ товарищей сторонниками, но сторонниками нашего дѣла, враждебнаго ему; что уничтожить это дѣло директоръ не можетъ, не компрометируя себя передъ попечителями. По окончаніи акта мы всѣ стали прощаться другъ съ другомъ, пришлось прощаться и съ Рейтманомъ. Я подошелъ къ нему; онъ сухо сказалъ мнѣ:
— Вамъ я не могу пожелать ничего; при вашей самонадѣянности всѣ мои желанія покажутся вамъ мелкими. Но да благословитъ васъ нашъ Господь, Іисусъ Христосъ, и да озаритъ Онъ вашу душу смиреніемъ и покорностью; при вашемъ положеніи въ свѣтѣ это всего нужнѣе.
Я расшаркался и поспѣшилъ отойти отъ богобоязливаго палача беззащитныхъ дѣтей.