Гнилые болота

Въ минуту мимолетныхъ размолвокъ мы знали, что завтра же посмѣемся надъ своей горячностью и ругнемъ себя телячьими головами. Трудъ нашъ спорился легко, потому что мы читали вмѣстѣ книги и ежедневнымъ обмѣномъ мыслей ускорили свое развитіе. Стычки съ посторонними людьми, разныя житейскія непріятности и огорченія — все забывалось въ дружескомъ кругу и не оставляло въ насъ страшнаго слѣда мелочной раздражительности и безполезнаго озлобленья, этого медленнаго яда, убивающаго людей и физически, и нравственно. Когда-нибудь мои друзья издадутъ написанныя ими записки о ихъ послѣдующей жизни, и потому я кончаю здѣсь мою исторію. Ихъ исторіи будутъ интереснѣе моей, тамъ будутъ и герои, и героини и, значитъ, будетъ эффектная завязка. Это уже не будетъ описаніе однихъ гнилыхъ болотъ, гдѣ каждый поетъ свою гадкую пѣсню и старается отравить ею жизнь собрата, откуда изъ пятидесяти человѣкъ выходятъ только девять или десять порядочныхъ, да и тѣ сознаютъ, что имъ нужно во многомъ передѣлать себя… Богъ съ вами, гнилыя болота! высыхайте, зарастайте свѣжею травою, или, пожалуй, предавайтесь попрежнему гніенію. Теперь вы не страшны. Все молодое, трезвое, мыслящее и живое не боится васъ; осушаетъ себѣ клочокъ земли и живетъ спокойно, и рукъ прибавляется съ каждымъ днемъ все больше и больше. На вашей почвѣ могутъ только доживать свой вѣкъ, не осушивъ клочка своей земли, Пьеры, эти вчерашніе либералы, сегодняшніе тормоза, Катерины Тимоѳеевны, покупающія по дешевой цѣнѣ продающихъ себя съ аукціона мужей, Рейтманы, избивающіе, подобно фараону, младенцевъ, Гро, презирающіе тѣхъ же младенцевъ за то, что они не родились съ бородами и густымъ басомъ, — все это покойники, которыхъ забыли похоронить, какъ похоронили мою несчастную бабушку… Кстати о ней. Надъ ней, читатель, судьба даже послѣ ея смерти сотворила послѣднюю насмѣшку, и самую горькую изъ всѣхъ насмѣшекъ, потому что ей даже и конца не предвидится: дядя окружилъ могилу бабушки великолѣпной рѣшеткой, усыпалъ толченымъ кирпичомъ, усадилъ цвѣтами и посрединѣ положилъ бѣлую мраморную плиту, на которой крупными золотыми буквами написано: «княжна Тресково-Обухова» и очень мелкими: «въ замужествѣ Друри». Теперь въ продолженіе долгихъ лѣтъ будутъ проходить мимо этой могилы черносалопницы, обычныя посѣтительницы кладбищъ, и говорить между собою: «Вогь-то счастливица, поди-ка, и на землѣ-то ей только птичьяго молока недоставало, да и теперь-то лежитъ посреди этого благолѣпія. Палестина, мать моя, сущая Палестина!..»

Бѣдная старуха!

Давно мои друзья разстались со мною и разбрелись по разныхъ угламъ Россіи, но разстались съ твердою надеждою, что въ трудныя минуты жизни у каждаго изъ насъ найдется и совѣтчикъ, и заступникъ, если въ немъ будетъ потребность. Мои друзья стали дѣльцами, работниками общества и живутъ хорошо. И вы, читатель, встрѣчаетесь съ ними ежедневно, старайтесь же ближе сойтись съ ними. Не тревожьтесь, слушая слишкомъ рѣзкія рѣчи Розенкампфа, не смущайтесь рьяною любовью Калинина къ народу, не считайте слабостью мягкосердечіе Воротницына: онъ далеко не трусъ. Всѣ они люди хорошіе, умные. Что вамъ за дѣло, напримѣръ, слыветъ ли теперь Розенкампфъ ярымъ нигилистомъ или нѣтъ, если вы знаете, что онъ не паркетный шаркунъ, пускающій пыль въ глаза неученому обществу, не полотеръ Невскаго проспекта и Англійской набережной, не пошлая тупица, повторяющая чужія фразы и щеголяющая своею подслѣповатостью, а умный и опытный докторъ, старающійся помогать развитію своей науки, и безукоризненно добрый человѣкъ? Знакомьтесь съ ними и не спрашивайте объ ихъ убѣжденіяхъ; вамъ нужно знать одно; убѣждены ли они въ возможности жить честно и живутъ ли такъ сами. Все остальное до васъ не касается. Дорываясь до прочихъ убѣжденій людей и воздвигая зато гоненія на нихъ, вы нарушаете единственное, неотъемлемое право человѣка: право имѣть свою собственную физіономію и личный характеръ. Такого варварства не совершаютъ даже надъ преступникомъ и, наказывая его за то, что онъ не вѣрилъ въ возможность жить честно, оставляютъ при немъ всѣ остальныя его убѣжденія. Для общества нужны только честные дѣятели.

Теперь прощайте надолго…

1864