Гномон

И вот поэтому – перезагрузочная коробка. Приличного размера контейнер, в который ты складываешь свои любимые книги и любимую музыку; вещи, которые были для тебя важны в детстве и зрелости; свой дневник, свои признания и желания; свою самую старую футболку и любимое украшение. Все, что символизирует твое теперешнее «я», говорит так, как никогда не смогут выразить слова, кто ты. В идеале в перезагрузочную коробку надо положить и места, но они, разумеется, не влезут, так что положи туда список, а еще – список запахов, часов, любимых блюд и всего остального – важного, значимого, личного и родного.

У нас был план. Или у меня. Или мне приснилось, что был план. «Ребус» – это побег, аварийный выход. Бо`льшая часть меня осталась позади.

Но у меня должен был быть план, раз я подготовила эту подводную лодку. Если только я ее не придумала спонтанно, а теперь просто обманываю себя. Когда человек тонет, у него может случиться так называемый ларингоспазм. Горло смыкается самовольно, чтобы не вдохнуть воду. Если спазм не пройдет, можно умереть от удушья даже после того, как тебя вытащат из моря. Может, это со мной и происходит: вся эта ситуация – мозговой аналог ларингоспазма, оправданного задним числом с помощью ложных воспоминаний.

Или, может, этот шепот – результат давления Смита на внешние слои моей обороны? Нет смысла пытаться понять. Здесь все рассуждения замыкаются сами на себя в бесконечной рекурсии. Что я чувствую?

Но чувства – это довербальное выражение сохраненной личности, а я не полна. Я здесь, в темноте, и едва понимаю, кто я такая и как собираюсь выживать, а если мне нужно больше, придется всплывать.

Верю. Я верю, что у меня был план. Только представить себе не могу, какой. Ну, серьезно: какой тут для меня позитивный исход? В долгосрочной перспективе я не могу победить. Рано или поздно они так измолотят мой мозг, что я умру, на самом деле или по сути, либо вырвут у меня то, что хотят. В таком случае можно предположить, что во мне есть обман. Среди множества правдивых фактов, которые они добудут на этом допросе, скрывается одна ложь, которая им повредит. Они будут действовать, исходя из нее, и каким-то образом это их погубит. Я, наверное, верила, что оно того стоит.

Интересно, что это?

Может, если я это выясню, смогу и подтолкнуть их к ней, а когда они проглотят наживку, расслабиться и позволить им получить остаток меня так, чтобы не умереть самой. Может, потом я даже смогу стать для них счастливой дурой, жить предписанной жизнью и больше не тревожиться из-за всего этого бреда. Стану героем, да еще и счастливой в придачу. Мне даже необязательно знать, что я герой. Только грустно, если мой секрет обрушит эту каталажку, и я буду ужасно несчастлива, даже не пойму, что этого и хотела с самого начала.

Господи, вся эта история – полное дерьмо. Что на меня нашло?

Кстати, это неприятный вопрос, учитывая обстоятельства.

Нужно притворяться

Теперь это может показаться абсурдом, но проходить сквозь стены было вполне в порядке вещей в 1974-м – в Аддис-Абебе, равно как в Бостоне или Мадриде. Тогда под каждым кустом сидели пришельцы, которые к тому же порывались заняться любовью с каждой одинокой бразильянкой, так что изучение псионических способностей было в чести у высокой науки и популярной прессы. Способность нашего разума вызывать непосредственные изменения в физическом мире была общеизвестна и ждала лишь формального эмпирического подтверждения. Ни одна ложка не могла укрыться от настойчивых психокинетических взглядов матерей-одиночек и почтальонов, рок-звезд и воров. Наше представление о себе менялось под воздействием LSD и парапсихологии, открывавших способности, намного превосходящие привычные силы смертного человека, – пусть о них больше и говорили, чем видели в деле. В далеком будущем все люди уподобятся богам, и, быть может, мы сами происходили из того вневременного состояния, потянувшегося назад во времени к нашим незрелым личинкам-«я», чтобы обучить их навыкам, необходимым для полного раскрытия нашего потенциала: причинно-следственные связи в конце концов – лишь артефакт ограниченного сознания, а не безграничного, поэтому самые просвещенные из нас могут в час великой нужды удостоиться божественности досрочно. Тимоти Лири это удалось, к ужасу ФБР, и даже хуже – изобретателю оргонного аккумулятора, проклятому постфрейдисту, которому хватило наглости попытаться рассказать добрым американским мальчикам и девочкам про секс – и хуже того: советовать им говорить об этом так, будто нет ничего дурного в обсуждении минета.