Гобелен с пастушкой Катей

К тому времени кое-что успели возвести, а что-то просто бросили на полдороге. Строители ушли, увезли технику, а санаторное начальство наняло местного жителя Лешку присматривать за оставленной стройкой, добра, как я понимаю, там осталось немало.

Не успела я додумать суетных мыслей, как оказалась на пороге Лешкиной караулки, благо, баба Катя хорошо описала местность.

Дверь домика оказалась открытой, но заходить я не стала, поскольку услыхала, что из близкого сарая доносятся звуки известного жанра «в лесу раздавался топор дровосека». Я сделала вывод, что обитатель находится в сарае и направилась туда.

Очень деликатно я постучала в дверь и почти сразу в дверном проеме появилась затемнённая мужская фигура.

— Мне хотелось бы видеть Алексея,» — с ненужной официальной официальностью произнесла я.

— Я — Алексей,» — ответила фигура и выдвинулась из сарая под дождь.

На свету Алексей оказался парнем лет за 25, высокого роста, с худым, непримечательным лицом. Из толпы его выделила бы, пожалуй, лишь замкнутость выражения.

Несколько секунд мы стояли и смотрели друг на друга, потому что я панически искала и не могла найти хотя бы приблизительно подходящего стиля общения. К таким разговорам надо готовиться заранее, как к публичным выступлениям! Лешка был явно непрост, а я его совсем не знала, и так много от него зависело.

Молчание длилось непозволительно долго, пока я не решилась выговорить невнятное начало.

— У меня к вам дело, довольно деликатное…

— Кто вы? — неожиданно опросил Алексей. — И что вам нужно?

Однако интонация в Лешкином голосе прозвучала довольно сложная, и, отталкиваясь от неё, я вдруг обнаружила в его лице некоторую замученность.

Такие выражения лиц, страдальческие и почти потусторонние, характерны для редактора перед сдачей рукописи в набор. Состояние продолжительного стресса и полнейшей реактивности, готовности ко всему.

Далее следовал один мой сплошной позор. Кое-как я представилась и потащила Алексея в дом (на улице всё еще шел дождь), а хозяин вяло сопротивлялся, не желая впускать подозрительную гостью. Тем не менее я настояла, но под крышей дела пошли еще хуже.

Алексей демонстративно смотрел в окно, пока я, запинаясь, излагала дело, нехотя, краем глаза покосился на Верочкины фотографии.

— Ничего не знаю, — лаконично ответил Алексей, когда я закончила. — Все это бред, никогда не видел вашей девушки.

Тогда я расстроилась окончательно и неожиданно для себя перешла к угрозам. Объяснила, что путь рассуждений и свидетельских показаний, приведший к нему, я могу повторить не одна, а в обществе специалиста из уголовного розыска.

Однако, вместо того чтобы испугаться, сторож Алексей разозлился.

— Обратились бы вы лучше, барышня, к доктору по психической части, — не сдерживая ярости, выговорил он. — Явились к незнакомому человеку и плетете небылицы! Я, что, под кроватью вашу подругу держу? Посмотрите, и шкаф открою, и сундук, может, в сарае поищете?

Я сидела перед ним дура-дурой и действительно чувствовала себя психопаткой, плетущей незнакомому человеку немыслимую и оскорбительную ахинею.

— У меня письмо есть от Веры, там всё написано, — я решилась на последнее средство, вернее, на предпоследнее, все-таки выдавать бабушку Лысенкову я бы не стала, моя благодарность не успела испариться.

— Про меня прямо так и сказано? — глумливо осведомился Алексей и потребовал. — Покажите это письмо!

— Разумеется, письмо дома, — впрямую солгала я. — А что там написано, прочтут в милиции, они вам и сообщат.

— Хорошо, — произнес Алексей с угрозой в голосе. — Пойдемте, посмотрим, а то потом окажете, что я успел замести следы. Лечиться надо, девушка, и очень серьёзно.

Он поднялся, быстро вышел из дому (я побежала за ним), направился к сараю и распахнул передо мной дверь.

— Ищите! — потребовал он.

— Что искать? — растерялась я.

— Что хотите, то и ищите! — напутствовал Алексей.

Я подавленно покрутилась в сарае, но ничего, кроме рухляди и инструментов не обнаружила.

— Не нашли, отлично! — резюмировал хозяин. — Идёмте дальше!

В дальнейших поисках Алексей заставил осмотреть яму для мотоцикла, небольшую землянку с прошлогодней картошкой и дренажную канаву у забора.

Я ощущала себя полной идиоткой и шла за ним. Зачем? Не знаю. Но шла. Таким образом мы обследовали прилегающую к стройке территорию и оказались непосредственно перед ограждением, в котором я с усилием рассмотрела калитку. Как с остальным строительством, я не знаю, но забор был сооружен на совесть.

Алексей открыл ключом калитку и повел меня по стройке, время от времени советуя заглянуть то под груду кирпичей, то под лежачую балку.

— Я отопру корпус, — указал он на почти готовое здание под черепицей. — Можете его смотреть, а вот это (он простер руку к недостроенному объекту) обследуете сами, мне неохота голову сломать, я вас рядом подожду.