Гобелен с пастушкой Катей

Сказать, что ничего я не буду смотреть, у меня не было сил, и для порядка хотелось довести конца идиотское мероприятие. Идиотизм происходящего нарастал катастрофически, но противодействовать я отчего-то не могла. Ни идиотизму, ни сторожу Алексею, такая выяснилась психологическая дилемма.

Я чуть-чуть попробовала над ней поразмышлять, пока Алексей открывал дверь подъезда виллы (он называл строение корпусом), тщательно от кого-то запертой.

— Теперь вниз, — не слишком вежливо, пригласил он. — Сначала в подвал, самое подходящее место.

Как последняя дура я пошла за ним по крутой лестнице вниз. Спустившись, Алексей зажег свет и бесшумно открыл другим ключом еще одну массивную дверь у противоположной стены.

— Входите, ищите! — недружелюбно скомандовал он вполголоса. — Я сейчас свет зажгу.

Я послушно, как сомнамбула, двинулась к двери. В тот же момент сильный удар в спину втолкнул меня в отворившийся проём. Я грохнулась в темноту и услышала за собою звук запираемой двери. Получились два отдельные впечатления, и оба отчасти не со мной, поскольку совершенно несуразные.

На этом я позволю себе прервать повествование и предоставляю слово другому участнику событий.

Часть вторая

Вместо введения позвольте уведомить Вас дорогие сэры, а также милые леди, что не имею никакого представления, в каких целях были задуманы данные ученые записки.

Знает одна лишь идейная вдохновительница сего начинания, она убила достаточно много своего драгоценного времени, излагая бумажному листу странные перипетии истории, в которую ей удалось вовлечь и меня. Мало того, теперь же сия прелестная дама ждет от меня такой же преданности мемуарному делу.

Бог ей судья, я не сомневаюсь в полной невинности её намерений. Оставляя на её же усмотрение дальнейшую судьбу нашей общей летописи, я, по мере своих несовершенных беллетристических возможностей постараюсь соответствовать принятой на себя задаче.

Перед тем, как обогатить архив будущих историков своими избранными воспоминаниями я позволил себе, с санкции автора, разумеется, ознакомиться с плодами литературных усилий работодательницы и предшественницы. Сии плоды позабавили, в особенности та их часть, что была посвящена моей скромной персоне.

Неисчислимы заблуждения человеческого ума, особливо занимательны они, когда речь идет о половине рода людского, каковая справедливо полагается лучшей.

Со своей стороны, однако, я не имею претензий, напротив, даже польщен. Сознательно или бессознательно прелестная авторесса обозначила Вашего покорного слугу, как фигуру романтическую, во всяком случае таким видится восприятие ею моей скромной особы.

Во всяком случае, знакомство с данной рукописью сильно облегчило задачу и избавило от умственных усилий и сомнений, к тому же разрешило сакраментальный вопрос любого автора: с чего следует начать?

Пожалуй, целесообразнее всего начать отсчет с моего, если так возможно выразиться, вступления в должность платного частного осведомителя.

Не стану утомлять будущего читателя излишними подробностями моего знакомства с очаровательной, легкомысленной, хотя и не столь юной особой, в предшествующем повествовании именуемой Таиской. (Я же в свою очередь желал бы остановиться на более благозвучном варианте и упоминать о ней, как о Тае.)

Не будет преувеличением, если я сообщу, что знакомство с Таей не составило особого труда, а удачный стиль общения (я заимствую сомнительное выражение у милой предшественницы) снизошел на меня велением вдохновения.

Почти о самого начала общения я без ненужной аффектации позволил Тае предположить, что моя любознательность и нескромное любопытство, относящиеся к истории жизни и внезапному исчезновению её приятельницы Веры Согдеевой, имеют под собою профессиональную основу.

При первом же взгляде на милейшую Таю я осознал, что духовное родство, дружеские узы и безграничное доверие, между нами, вряд ли осуществимы; а также, что нить взаимного сродства и нежных чувств не сможет соединить наши души, чтобы, затем став нитью Ариадны, вывести жаждущую мысль из мрака таинственного лабиринта.

(По-моему, все уже предельно устали, и можно перейти к доступному стилю изложения, прошу великодушно меня простить, не сумел удержаться на высоте стиля, мною же опрометчиво избранного.)

Так вот, взглянув на Таю, я понял сразу, что даже встань я на уши (а желания такого не имелось вовсе), она не полюбит меня, как Эвридика Орфея, а Суламифь — царя Соломона, из чего следует, что возни о нею будет много, а её откровенность встанет чрезмерно дорого, если я изберу традиционные пути общения.

Поэтому я слегка прикинулся любопытным из органов, зная, что дамы указанной профессии ссориться в казенных домах не любят, и на конфликт с сотрудником, будь он даже инкогнито, без особенной нужды не пойдут. Так оно и случилось.

На второй вечер знакомства (ночь была дана на размышление) я оказался счастливым обладателем всей информации, которой Тая располагала.