Гобелен с пастушкой Катей

Но даже после предупреждения, я не смогла совладать с собой и сосредоточить внимание на Верочкиной сопернице, меня поразила комната, вернее, невероятная конфигурация помещения.

Жилище казалось вытянутым по вертикали, высота от пола до потолка превосходила длину и ширину, вместе взятые. Внизу пространство было заставлено предметами обихода, причем некоторые неожиданно громоздились один на другом. Освоение жилого пространства тоже шло по вертикали. Складывалось впечатление, что обитатели должны порхать в воздухе, над мебелью, потому что ближе к полу свободного места не было.

Тем не менее в кукольной комнатке царили чистота и порядок, радовали глаз веселенькие, гладью вышитые салфеточки и дорожки. Вышивки отлично смотрелись бы в модном интерьере, это подлинники, а не какой-то фабричный кич! Я представила одну из них, с анютиными глазками, на своем журнальном столике…

Валентин больно толкнул меня в бок, я вернулась к реальности и приветствовала хозяйку, в ту минуту вынырнувшую из-за пестрой занавески, висящей непосредственно на стене. Как она там поместилась, я не поняла, наверное, случился перебор впечатлений.

Солнце щедро освещало её, и Антонина предстала во всей красе. Лет десять назад она была хороша собой, не уступала красивой Верочке, да и сейчас смотрелась весьма недурно в своем роде. Крупная женщина в пристойных формах, южнорусского типа, темного с блеском. Блестели глаза, волосы и зубы, поэтому казалось, что искрится она вся, особенно когда улыбалась.

Не знаю, как бы она отнеслась к настоящей Верочке в случае их свидания, но мое появление вызвало у Антонины гамму неожиданных чувств.

— Она это, что ли? — спросила Антонина у Вальки, едва успев поздороваться.

— Да, твоя товарка по браку, — подтвердил Валентин. — Вер, предъяви документ, чтобы никто не сомневался.

И я послушно полезла копаться в сумке под пристальным взглядом первой жены милого Витюши, будь он трижды неладен, в страшном сне такого не увидишь!

Неловкою рукой я поднесла ей фальшивый документ, но Антонина глянула на него вскользь. Её занимала другая мысль.

— Да сколько же лет тебе, Вера Согдеева, младший научный сотрудник? — с насмешкой спросила она. — Двадцать пять-то есть? Баба ты или девчонка, или не кормит он тебя?

(Поясняю. В отличие от видной Верочки я выгляжу скромно, но изысканно, и основным достижением является иллюзия непреходящей юности. В возрасте восемнадцати я выглядела едва на четырнадцать, откуда взялось прозвище «прелестное дитя», а на подступах к тридцати могу сойти за старшую школьницу. Иногда бывают казусы.)

Мой девический вид, очевидно, спровоцировал гамму неожиданных чувств. Антонина ожидала увидеть соперницу, столичную штучку, а перед ней растерянно топталась на пороге тощая девчонка с конским хвостом вместо прически.

Она ведь не знала, каких трудов стоит мне образ милой, неискушенной юности, убойное оружие на службе и в личной жизни, я надеюсь пользоваться им вплоть до пенсии!

Сработало оно и с Антониной: вместо ненависти и злобы она прониклась чувством снисходительного покровительства, не без некоторого, правда, презрения. Разве это женщина, дитя малое, жертва коварного мерзавца Витьки! И еще один плюс выявился в мою пользу, Антонине стало ясно, что муж ушел от неё не к другой женщине, а к московской прописке, что польстило её самолюбию. Знал Отче, что делает, этот самозванный психолог без диплома высчитал все детали к выгоде для себя!

Насладившись произведенным эффектом, Валентин произнес заготовленный спич.

— Нин, я тут Вере всё рассказал, ей в конце концов надо знать, а то она одна в дурочках ходит, теперь вы потолкуйте, только, девочки, без драки, ладно? А я пойду, прогуляюсь, через часок вернусь, договорились?

Гнусный предатель получил согласие хозяйки и испарился, оставил меня расхлебывать малосъедобную кашу!

— Не промах у тебя брательник,» — одобрила его Антонина. — Веселый мужик, заводной, но шпана, скажу я тебе, жулик первостатейный, да так и надо, а то пропадешь.

Я не нашлась с ответом, только поулыбалась в знак согласия, не исключено, что Антонина приняла меня за слабоумную, что пошло всем на пользу.

— Садись, подружка, на кровать, чего мнешься, как не родная, — далее ободрила меня Антонина, поскольку я не вполне освоилась и прикидывала, каким же братом Валька приходится Верочке — родным или двоюродным. — Тебе братишка рассказал всю нашу историю? Или тоже документ представить? Плакать не станешь? Или уже было дело? Так не робей, я по молодости тоже немало их пролила, слезок-то, а потом взяла и плюнула. Хотела я с тобой, девушка, Ваньку повалять, припугнуть, что не знаю, с кем ещё Витек жить будет, полаяться с тобой маленько, а потом поплакать, да его так и быть тебе уступить. А ты, смотрю, робкая какая-то, бессловесная, боишься меня что ли? Грех тебя обижать, давай договоримся с тобой по-хорошему.

— Всё так неожиданно, — бездарно забормотала я. — Я даже не знаю, как мне быть, он и Вас, и меня обманул…