Гобелен с пастушкой Катей

Чтобы черти взяли всех: психов, жен-красоток и частные агентства вместе с владельцами в придачу! Надо было скорее об этом забыть. Как к якорю желанного спасения, душа потянулась к «Домику деревянному», я возмечтала, как мирно скоротаю время за привычной работой, в процессе обрету покой, потребный для общения с главной, запланированной клиенткой Глебовой. Надо думать, что Людмила эта Евгеньевна пребывает в здравом рассудке, во всяком случае, Отче не утверждал обратного. Трогать же злополучный компьютер, который ввел меня в грех, Валентин запретил во время ее визита, чтобы не смущать электронными чудесами чувствительную даму Глебову.

Водрузив на рукопись хитроумную пепельницу, я совсем уж было собралась разделить пополам особенно неуклюжую фразу и прикидывала в уме подходящие варианты, как внешняя дверь тихо открылась без стука.

Как реагировать на такую напасть, сообразить я не успела, а посетительница резво пересекла приемную и возникла на пороге кабинета.

«Глебова, Людмила Евгеньевна!» — сердце бешено стукнуло и пропустило удар.

Кругленькая, сдобная, одетая в отличное платье в черно-белую клетку, женщина примерно моих лет, до смешного похожая на бобренка из мультфильма, постучала изнутри по косяку дверей и буквально пропела приветствие.

— Друг-Арбуз, ты занят-свободен? — обратилась она в пространство.

«Нет, это не может быть Глебова, или у меня бред», — трезво заключила я.

— Ой, а ты вовсе Абузочка, здравствуй! — спохватилась посетительница, но не смутилась. — А где хозяин? Будет сегодня?

— Доброе утро, я — Катя, я сегодня за него, он дочку в больницу повез, — любезно проинформировала я Сдобного Бобренка и подумала: «А вдруг Глебова?»

— А что с ней? Заболела? — вскинулась посетительница. — С ними, с малышней всегда так. Можно я зайду на минутку?

«Нет, не Глебова», — колебалась я.

— Проходите, садитесь ради Бога, — я пригласила ее к столу.

Я могла ручаться, что это не Глебова, но чем черт не шутит, и я твердо решила держаться нейтральной линии поведения.

— Я на секунду, вижу, что открыто, вот и зашла, — доверительно сообщила незваная гостья. — Ты что пить будешь, девушка?

Пришла моя очередь уставиться на нее в недоумении.

— Принести тебе что? Чай или кофе? Чудачка ты, — заворковала Сдобочка снисходительно. — У нас пирожное свое, а может, булочку? Друг твой Валь Михайлыч Арбуз говорит, что после умственной работы страшно аппетит разыгрывается. А от тебя сейчас люди пошли, я видела.

«Да, это, конечно, Глебова, только служит она в кафешке через холл, вот кто Вальке кофе носит. А я — болванка», — подумала я, а вслух сказала. — Спасибо, если можно, то кофе и пирожное. Сколько с меня, и как вас зовут?

— Зовут Света, а за все заплачено — ешь не хочу! Могу два пирожных принести за Арбузовский счет, — весело отозвалась Сдобочка.

— Конечно, принесите два, и себе кофе, мы с вами за Валентинов счет и попьем, — предложила я.

Очень мне понравилась эта милая Света, а после Муратовского семейного дурдома она пролилась, как бальзам на душу.

— Сейчас сделаю, — сказала Света и мгновенно скрылась.

Ровно через две минуты она вернулась с подносом, и мы уютно расположились пить кофе. Я рассказала, как из-за дочкиной операции Валентин попросил посидеть в конторе, покараулить нужную клиентку, а Света посвятила в тонкости их совместного хозяйства.

Оказывается, «Аргус» арендовал помещение у кооперативного кафе «Горница», за охрану и электричество они платили совместно, оба предприятия от этого выигрывали в налогах.

Кондитерская исправно снабжала соседа и его клиентуру свежайшей продукцией, а Валентин в ответ давал ценные юридические рекомендации (на моей памяти, лет 10 назад Вальку выгнали из заочного юридического института за неуспеваемость). Кроме того он вел на компьютере бухгалтерский учет и улаживал по-домашнему проблемы с возникавшим рэкетом.

Отношения, как я поняла, сложились почти семейные; отсвет благодати пал и на меня в виде превосходного пирожного и Светочкиной мгновенной дружбы.

В «Горнице» она служила официанткой, однако имела пай в деле.

«Люди устраиваются, как могут, — назидательно проскрипела я себе. — А не рыдают над пролитым молоком прошедших исторических эпох!»

Раньше Света работала портнихой в детском ателье, но пришлось уйти, ни работы, ни материи, ни денег на ее долю там не осталось.

— У меня еще вот какое дело, Катюш, — сказала Света, когда кофе был выпит, и она собралась с подносом обратно. — Даже не знаю, как быть. Соседка по дому просила ее к Валь Михайлычу привести, очень ей что-то надо, говорит, что посоветоваться. Я пообещала. Она сегодня с утра свободная, скоро придет, а его видишь — нет. Так неудобно. Может, примешь ее? Послушаешь вполуха, машинкой потренькаешь и назначишь прийти в другой раз, когда Валь Михайлыч будет. И ей не обидно, что зря ходила, и мне легче, а то выйдет, что я её обманула. Бог с ней, я ее не знаю совсем, но рядом живем, на одной площадке, здесь близко, через три дома. Она сама вывеску увидела, знает, что я тут работаю, и попросилась. А, Катюш?