Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник)

– О! Балдеж! Если бы меня спросили: какое самое лучшее изобретение было сделано в истории человечества, я бы, не задумываясь, ответила – душ! А ты чего сидишь? Давай быстрее.

Прилепина растерянно захлопала глазами, промямлила нерешительно:

– Я? Э-э… Нет… Я потом…

– Слушай, а может, ты просто опасаешься, что пока будешь мыться, я запру тебя в номере и сбегу?

– Ничего я не опасаюсь.

– Да ты в зеркало на себя посмотри! – расхохоталась Нежданова. – У тебя ж всё на лице написано! Иди, короче, мойся спокойно! Никуда я не денусь. Сама посуди, на кой ляд мне это нужно? Мне теперь, наоборот, за тобой тенью таскаться надо – я ведь на подписке числюсь.

– Ну хорошо, – посомневавшись немного, согласилась Ольга. – Я быстренько.

Прилепина подхватила с кровати причитающийся ей казенный комплект гостиничных полотенец и прошла в душевую.

– Волосы просушить не забудь! В ресторан пойдем.

– Зачем в ресторан? Мне мама полную сумку еды собрала, – донеслось из душевой.

– Вот еще, – презрительно фыркнула Юля. – Даже не думай! Лично я без горячего не могу. Да и немного горячительного сейчас тоже не помешало бы.

Нежданова перебралась на кровать, взяла в руки «лентяйку» и принялась азартно листать каналы…

Мурманская обл.,

лесная дорога в районе турбазы «Дзержинец»,

17 сентября 2009 года,

четверг, 22:36 мск

С небольшого пригорка, густо заросшего куцыми елочками, милицейская база была видна как на ладони: вся, вплоть до самого отдаленного строения, коим, судя по внешнему виду, являлась столовая. Отсюда же просматривалась прореживающая лесок дорога, в большей степени смахивающая на заурядную просеку.

Вот на этом самом пригорочке и обосновались Зеча с Бугайцом. Последний, вооружившись заблаговременно захваченным из Питера полевым биноклем, уже успел изучить весь окрестный пейзаж вплоть до распоследнего клюквенного кустика.

– …Чего-то долго не едут. Сколько мы тут уже торчим?

– Один час четырнадцать минут.

– Давно пора бы появиться. Здесь до города не больше десяти километров.

– Двенадцать.

– Однохренственно. По-любому это двадцать минут не самой быстрой езды, – проворчал Бугаец. – Слушай, а может, у местных ментов не одна такая база? Я к тому, что к ночи совсем похолодает. А мы, в натуре, сидим у Баренцева моря и ждем погоды.

– Здесь не море – здесь Кольский залив, – поправил приятеля Зеча.

– А какая на фиг разница?

– Ровно такая, как между Финским заливом и Балтикой… Ты шенгены себе и сыну выправил?

– Да. Во вторник получил.

– Не затягивайте с отъездом. Сделаем работу, вернемся в Питер, ты – пацана в охапку и к братьям-фашистам. Твою долю я сам переправлю.

Где-то совсем близко от них зашуршали-затрещали кусты, и через несколько секунд на пригорочек выкатилась лохматая псина с большим черным пятном на носу. Пес удивленно уставился на незнакомцев, приветливо помахал хвостом и склонил морду, словно бы ожидая ответного приветствия.

– О, Бобик! Ты чей?

– С базы пришел. Значит, легавый.

Обрадованный появлением хоть какого-то разнообразия, Бугаец принялся заигрывать с псиной, и та, с щенячьего возраста привыкшая доверять людям, охотно взялась подыграть. Зеча наблюдал за нашедшей друг друга парочкой с явным неудовольствием, но пока молчал. Молчал вплоть до того момента, пока Бугай не полез в сумку за колбасой. С явным намерением закрепить знакомство.

– Не вздумай! А то потом не отвадишь. И вообще – гони его на хрен! А ну пошел! – злобно рявкнул на пса Зеча. – Пшел отсюда!

Вздрогнув, псина отбежала в сторону. Но не ушла совсем, а лишь вопросительно посмотрела на странных людей: подобного рода реакция ей была в диковинку.

– Человеческих слов мы, значит, не понимаем?

Зеча отыскал во мху небольшой камушек и прицельно метнул: жалобно взвизгнув, пес обиженно ретировался. Наверное, побежал на базу жаловаться.

– На хрена ты его камнем-то? – всерьез осерчал Бугай. – Нормальный такой пес, симпатичный. Опять же, тварь божья.

– Не люблю собак.

Зеча прикрыл глаза, и на него тотчас нахлынули видения прошлого. Это снова был он: все тот же мучающий его много лет кошмар…

…Проникающий из щелей лунный свет: лишь его рассеивающиеся дрожащие лучики дарят надежду и не позволяют считать темноту кромешной.

Запах нечистот и человеческих испражнений. Земляной утоптанный пол низенькой перекособоченной кошары, в самом центре которой врыт столб. Он поддерживает сгнившие доски крыши.