Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник)

– У нас на Ставрополье так шумные попойки называют.

– Так ты что, казачка?

– А что, непохоже?

– Просто мне показалось…

– Что?

– Да так, ничего.

Прилепина смущенно потупила глаза.

– Типа, у меня типаж на еврейский малость смахивает, да? – догадалась Юля.

– Вроде того, – честно призналась Ольга.

– А кто у нас главный казачий певец, ты разве не в курсе?

– Розенбаум?

– Он самый. И ничего. Мир, как видишь, не перевернулся.

– Ну и ну! Значит, ты у нас, ко всему прочему, еще и казачка?

– А то! – Юля гордо подбоченилась и выпятила и без того немаленькую грудь. – У нас на филологическом, между прочим, настоящий казачий хор был. Вон, навроде этого.

– Так это хор?

– А ты думала, это вооруженное казачье формирование? – презрительно фыркнула «еврейская казачка». – Брось, это всего-навсего заурядные ряженые. Вот и я примерно в такой вот фольклорной компашке некогда подвизалась. Солисткой была.

Нежданова задумалась, вспоминая. А затем, чуть склонив голову, прикрыла глаза и затянула:

Полынушка только горька тра…Горька травынька, ах го…Горька травынька.Горчей ее только служба ца…Служба царская, ах, слу…Служба царская…

Юля пела хорошо поставленным, чисто интонирующим голосом. Пела увлеченно, азартно. Так, что даже сама не заметила, как, начав вполголоса, под конец начала вытягивать уже в полную силу легких.

Шебутные казачки попритихли и сейчас смотрели в их сторону с немалым интересом и любопытством. Даже сидящие по соседству старички-иностранцы перестали призывно махать руками с требованием немедленно принести счет: настолько их очаровало экзотическое а-ля рюс.

Охотничков только в нею не…В нее не было, ах, в не…В нее не было.Охотничек только млад полко…Млад полковничек, млад…Млад полковничек.

Песня закончилась. И следом последним аккордом стал увесистый удар кулаком по столу:

– Любо, казаки?! – громыхнул «атаман», обведя взглядом свою дружину.

– Любо! – нестройно, но единодушно согласился хор.

– Правильно! Молодец, девка! Чарку ей поднесите!

Из-за стола поднялся казачок – симпатичный, атлетически сложенный блондин лет тридцати, с лихим чубом и прореженным, дырявым ртом специалиста по художественному свисту. Он подхватил бутылку шампанского и, пошатываясь, потащил его к столику девушек под одобрительные вопли и скабрезные напутствия ватажников.

– Вот, девчонки! Примите в знак благодарности и уважения от нашего стола и лично от нашего кошевого.

– Спасибо, Коля, – насмешливо сказала Нежданова, принимая подношение.

Казачок «навел фокус» и недоуменно охнул:

– Юлька, ты, что ли?! – Он подскочил к девушке и жилистыми ручищами сгреб ее в охапку. – Офигеть! Ю-у-улька!

– Э-эх, Колька-Колька! – проворчала Нежданова, высвобождаясь из пьяных, а потому весьма болезненных объятий. – Столько лет прошло, а пить ты так и не научился! Балалаечник без струн, балалаечник дристун.

– Кто не умеет пить? – оскорбился тот, которого назвали «Колькой». – Я не умею?!!

Трясущимися руками казачок откупорил, выстрелив аккурат в люстру, шампанское, принял позу «горниста» и, запрокинув голову, стал профессионально лакать французское пойло российского розлива.

– Ну хватит-хватит, а то мать захватит! – рассмеялась Нежданова, отбирая у него бутылку. – В конце концов, это мне атаман презентовал, а не тебе.

Казачок неприлично рыгнул и уставился на девицу-красавицу осоловевшими, косящими под влюбленные глазами:

– Ох, Юлька-Юлька! А ведь я был в тебя так влюблен! Так влюблен! Помнишь? И это – невзирая на нюамсы.

– На что?

– На то, что ты у нас жидовских кровей, – простодушно разъяснил «нюамс» Коля.

– А по сопатке не хошь?

– Не, нам по сопатке никак невозможно. Я ведь теперь практически лицо хора. А лицо, как нас еще в школе учили, терять нельзя.

– Морда ты, а не лицо. Причем пьяная.

– С последним тезисом категорически не согласен!.. Ю-ульк! А помнишь, как я на гастролях в Кущевской тебя во время выступления за задницу ущипнул? А ты тогда подумала, что это Мишка, и ка-ак врежешь ему по харе?

– Ну все, добрался как Маня до груш, – досадливо отмахнулась Нежданова. – Вот, знакомься, Ольга. Это мой земляк Коля Котин. Мы с ним в прошлой жизни в одном хоре выступали.

– Подруга твоя? – только теперь обратил внимание на Прилепину «земляк». – Как зовут?

– А меня не зовут. Я сама прихожу, когда захочу, – огрызнулась та.

– Красавица, захоти, а? Юльк, уговори ее, ладно?

– Всенепременно.

Лицо казачка засветилось от радости и предвкушения «большой, но чистой» любви:

– Девчонки, а вы в каком номере живете?

Нежданова с ходу озвучило первое пришедшее ей на ум число:

– В 82-м.

– Заметано. Сейчас мы с другом… Юлька, ох какой у меня дружок в хоре завелся! Твоей подруге понравится точно. Очень хороший собе… собсе… сбсдн-ик! Короче, мы с другом еще немножечко там посидим – старших уважим, а потом придем к вам… Пустишь?

– О чем разговор! Конечно!

– Ю-у-улька!!!