Год 2077-й

Доброгневу снилось будто он снова стал мальчишкой, и они с отцом, матерью и младшей сестренкой живут в доме из красного кирпича в заброшенном хуторе близ мертвого города со странным названием Шахты. Маленького Тёму (так звали тогда Доброгнева) это название пугало; ему казалось будто город Шахты — это что-то вроде большой ямы, дно и стены которой испещрены темными норами, в которых живут те, кого отец называл «не́людями». Дом был крепким, с железной крышей, которая в дождь совсем не протекала. Снилось как однажды нелюди пришли в его дом, который Тёме казался неприступной крепостью, как забили кусками арматуры отца, как изнасиловали мать и сестренку, которая умерла во время этого насилия, как разрубили на части еще живую мать и как она умирала от потери крови и боли, растерзанная, голая, без рук и без ног, с отрезанными грудями… как нелюди развели во дворе костер и жарили на огне разрубленные и разрезанные тела. Снилось как он, Тёма, сидевший в печи, смотрел на происходившее в зале (так в семье называли самую большую комнату). Было лето и печь не топили; мать сразу, как только во двор ворвались нелюди и отец схватился с ними, велела ему залезть в печь. Сестренка была во дворе, и ее схватили сразу… Доброгневу-Тёме снились звуки и запахи. Проснувшись, он еще некоторое время ощущал эти запахи.

До лёжки они с Любомилом дошли беспрепятственно. Обошли с востока перевал Волчьи ворота с громадиной телебашни и спустились через сосняк к дороге. Когда рассвело, они уже лежали с биноклями под масксетью на расстоянии трех метров друг от друга. Каждый наблюдал за своим сектором, храня молчание.

Доброгнев был раздражен. Ему хотелось забыть сон, но чем больше он этого желал, тем ярче картины возникали в памяти. Воспоминания отвлекали его. И это сказалось на внимании: он услышал звук отодвигаемой в сторону ветки слишком поздно, за секунду до выстрела. Местный шел бесшумно. Ни Доброгнев, ни Любомил не заметили, как боевик подошел к ним сзади на расстояние пяти-семи метров. Если бы не присыпанная сосновыми иголками сухая веточка, которая слабо хрустнула, когда кравшийся нащупывающим движением носка ботинка сдвинул ее в сторону, боевик наверно подошел бы еще ближе и, может быть, даже пнул Доброгнева берцем по заднице.

Та-тах! — дважды басовито выстрелил автомат совсем рядом. «Калашников». 7,62.

— Лежать! — произнес голос за спиной. — Башкой не крутить. Руки в стороны вытяни, крестом. Два раза не повторяю.

Доброгнев подчинился.

— Алексей Геннадьевич! — громко позвал боевик кого-то, кто был по-видимому поблизости, но не слишком близко. — Один в минус, второй на мушке. Подходите вязать!

В этот момент над мертвым поселком послышались еще выстрелы. Сначала на юго-западе, потом, спустя буквально несколько секунд — на северо-западе. Стреляли сначала скупыми очередями по два-три выстрела, потом кто-то дал щедрую очередь на полмагазина. Пауза, секунд пятнадцать. Одиночный. Тишина.

— Слыхал? — снова обратился к Доброгневу стоявший сзади местный. — Это твоих дружков на ноль множат. Так что, повезло тебе. Лежи, не дергайся только, и будешь жить. У нас уже двое ваших на киче сидят. Военнопленные. Третьим будешь.

Послышались шаги. Шли двое.

— Смирный? — спросил низкий с хрипотцой голос.

Доброгнев догадался, что это подошел тот самый Алексей Геннадьевич, которого позвал пленивший Доброгнева боевик, и что Алексей Геннадьевич и есть командир отряда — бодрый старик.

— Смирный, — ответил боевик своему командиру.

— Ну, вяжите его тогда. Федя, помоги Степану! А я подстрахую… Эй, как тебя?.. — старик обратился к Доброгневу.

— Доброгнев, — ответил Доброгнев.

— А нормальное русское имя у тебя есть?

— Артём.

— Ну вот. Артём. Хорошее имя. Греческое правда, но хорошее. Руки заведи за спину, Артём, только медленно… не глупи. Мы — люди простые. Говорим один раз, потом стреляем…

Артём-Доброгнев выполнил приказ. К нему подошли двое, один слева, другой справа. Стянули масксеть, забрали автомат — АКМ с ПБСом, рацию, стянули руки за спиной пластиковыми хомутами (двумя, видимо для большей надежности) и, взяв с двух сторон под руки, рывком поставили на ноги. Развернули. Разворачиваясь, Артём-Доброгнев увидел Любомила. Любомил был мертв, — обе пули попали разведчику точно в затылок. От попаданий лысый череп с вытатуированным на правом виске знаком «Молнии» деформировался, стал каким-то неправильным. Артём-Доброгнев не стал присматриваться. Он знал, что после таких попаданий лица у Любомила не было.