Год 2077-й

— Ты права, Женечка, в том, что не желаешь становиться агрессором. Это хорошо… На некоторых старых, еще советской постройки зданиях заводов, на элеваторах и сегодня можно увидеть надпись… лозунг: «Миру — мир!», — Кувалда невесело усмехнулся. — Это верный и справедливый лозунг коммунистов. Желать войны — неправильно. К миру нужно стремиться. Но война войне — рознь. Война может быть не только хищническая, но и освободительная, справедливая… Если отрицать войну вообще, любую, как отрицали ее когда-то пацифисты, можно оказаться пособником хищников. Ленин во время Первой Мировой Войны называл пацифистские проповеди одурачиванием рабочего класса. И правильно называл! Так оно и есть. Добро должно быть с кулаками. Суровым быть должно добро. Чтоб шерсть летела в стороны клоками со всякой сволочи, что лезет на добро! Вот так-то, девонька! — Кувалда прихлопнул себя пятерней по колену. — Это не я, это поэт один советский так сказал.

Женька ничего не сказала, но задумалась.

— Я тебя понимаю, Ваня, — произнес старик Михалыч, молча слушавший до этого разговор Кувалды с внучкой. — Всё понимаю. Содружеству нужна эта ракета…

— Борис Михалыч, дорогой, да пойми ты, я же не вурдалак кровожадный…

— Обожди! — поднял сухую ладонь вверх старик. — Обожди, не спеши! Я, Ваня, тоже не пацифист какой занюханный… Я своими глазами Войну видел. И что после было… Ты ведь в тридцать втором родился, так? — (Кувалда коротко кивнул) — А я в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом… В девяностые рос. Всё говно своими глазами видел… Когда в девятнадцатом Пушной Зверь пришел, мне тридцатник уже стукнул… — Старик хмыкнул и усмехнулся. — Был я, Ваня, тогда айтишником… компьютерные программы для банков, полиции, для ФСБ писал… начальником отдела был… Семьей к тому времени уже обзавелся, квартиру взял в ипотеку… То была другая семья… С Надеждой, — Михалыч ласково посмотрел на внучку, — Жениной бабкой, я встретился уже потом, после Войны… — он помолчал, едва заметно улыбнулся каким-то своим мыслям и продолжил: — Так вот… другая семья значит была у меня… Сынишке пять лет, жена на седьмом месяце… собака… хаски, два кота… Ирина, так жену звали, животных любила… — Он опять замолчал. Достал из кармана платок, снял очки, протер толстые стекла, после чего протер узкую переносицу и уголки глаз.

— Дедушка… — начала было Женя, но Михалыч ее прервал:

— Всё хорошо, Женюша. Я в порядке. — Он водрузил очки на место, взял со стола стоявшую рядом с ноутбуком эмалированную кружку с холодным чаем, отхлебнул, поморщился, долил в кружку из стоявшего там же термоса, отхлебнул снова. — Так-то лучше!.. — бодро произнес старик, возвращая кружку на прежнее место. — В общем, все они сгорели тогда, в августе. Все. — Он посмотрел в глаза Кувалде. — Хреново мне было, Ваня. Жить по первой не хотелось… Но я взял себя в руки и жил. Пережил ночь, зиму… и весь последующий Фоллаут, хе-хе… Я всякого дерьма, Ваня, повидал. И наше Содружество колхозов считаю великим благом. На ближайшие пару сотен лет только так и жить человечеству — общинами, колхозами, честным трудом. А эти… которые в Ростове, эти хуже выродков. И дети их будут такие же выродки, фашисты. Раньше мы знали два вида нечисти — собственно выродков да упырей — совсем отбитых выродков из выродков, а теперь появились выродки похуже — долбоверы эти зигующие… Им отпор нужно дать. Такие только силу понимают. И расшаркиваться перед ними нечего! Я сказал, что не хотел бы пулять по ним ядрён-батонами… Это да, действительно не хотел бы. И сейчас объясню почему… Понимаешь, Ваня, если пожечь их всех разом, это не убережет мир от появления новых таких Рейхов, где-нибудь в другом месте… Фашизм бороть надо идеологически!

— О чем ты говоришь, Михалыч? — Кувалда внимательно посмотрел в лицо старику.

— Я о том, Ваня, что когда народ, что собрался в этом Новом Рейхе начнет расходиться из Ростова и устраиваться на земле по нашему примеру, и объединяться в содружества, вот тогда это и будет настоящая победа над фашистской заразой! Для этого нужна сильная пропаганда. — Старик глянул с лукавым прищуром сначала на Кувалду, потом на внучку. Внучке заговорщицки подмигнул. — Оружие, конечно, тоже нужно. Это — бесспорно. Но без пропаганды все будет впустую. У фашистов есть пропаганда. Ею они и засерают мозги народу. Нужна контрпропаганда! И нужна демонстрация силы! Но не как у пендосов в Хиросиме…

— А как?

— А вот послушай! Ракета, которая здесь в шахте стоит, имеет шесть боевых частей по триста килотонн каждая… это примерно как двадцать «Малышей» вместе взятых…

— Ты это про Хиросиму?

— Ага, про нее… Ракета эта твердотопливная, длительного хранения. Так что, может и полететь. Но, как я уже сказал, хрен знает, как ее направить куда нам надо… Да и не надо нам этого. Сколько тех фашистов? Тыщ десять? Двадцать? Да хоть сто двадцать! Тыща восемьсот килотонн — это до-хре-на, Ваня. Это очень много! Если всё это в Ростове взорвать, там лунная поверхность получится… плюс фон… Так?

— Так, — согласился Кувалда. — Фонить будет Ростов.