Год активного солнца

— Я люблю говорить правду в глаза, отец. Ты, пожалуйста, не думай, что я тебя виню. Напротив, я приветствую твою тогдашнюю дальновидность. Если бы ты пошел на поводу у своих страстей, твоя жизнь не была бы столь упорядоченной. И это не замедлило бы сказаться на нашей карьере.

— На твоей карьере, если быть точным! — процедил сквозь зубы Резо. — Меня лишь недавно распределили прокурором в отдаленный район. А Нодар — физик, и ему вообще наплевать на карьеру.

— Хотя бы и так, согласен, на моей карьере, — с подчеркнутой издевкой произнес последние слова первый заместитель министра. Самообладание, выработанное на заседаниях, не оставляло его даже в самых критических ситуациях. Более того, его бесстрастная, холодная и вызывающая речь легко выводила противника из равновесия.

— Да, да, на моей карьере. — Он невозмутимо вдавил окурок в пепельницу и поставил ее на подоконник.

— Хм, чуть не забыл, ты ведь уже дважды ушел с работы из-за своей неуемной принципиальности.

— Ах, да, позвольте представить вам вашего старшего брата Вахтанга Геловани, первого заместителя министра, а в недалеком будущем, наверное, и министра, правда при условии, если его шеф, прикованный к постели неизлечимой болезнью, вовремя отдаст богу душу! — с нескрываемым презрением отчеканил Резо, пытаясь сбить гонор со старшего брата.

Но первый заместитель министра даже бровью не повел. На его полном, краснощеком, неумном, но самодовольном лице мелькнула насмешливая улыбка. Он даже не счел нужным ответить на выпад брата и как ни в чем не бывало продолжил прерванную речь:

— Если история эта получит гласность, то ее последствия неминуемо отразятся на твоей судьбе, отец! Ты, надеюсь, помнишь, что стоишь на пороге своего семидесятилетия. На кафедре у тебя немало недоброжелателей, только и ждущих, когда ты оступишься или когда сдаст твой организм. Благодарение богу, ты человек здоровый и проживешь еще долго. Но посуди сам, каково, если тебе, почтенному профессору, на старости лет пришьют аморалку? Ты что же, решил дать повод своим врагам позубоскалить? Или ты надеешься на великодушие своих коллег?!

— Вахтанг! — воскликнул побледневший отец.

Сколько отчаяния было в его голосе!

— Нечего волноваться, я просто высказал свое мнение. Если оно тебе не по душе, можешь поступать, как тебе заблагорассудится. Но предупреждаю: эта история даст пищу для сплетен и пересудов. И основательно попортит нам кровь. Даже этому молодому прокурору, простодушно возводящему воздушные замки и стремящемуся избавить мир от беззаконий. Но больше всех это повредит мне и тебе, отец. Если уж ты махнул рукой на себя, не мешало бы тебе подумать о судьбе своего сына. А этого молодого человека, который, оказывается, является моим братом, уже двадцать лет знают под своей фамилией. Есть ли смысл менять ее? Есть ли смысл возрождать позабытые сплетни? У каждой реки существует свое русло. Стоит ли изменять его, стоит ли возвращать вспять реки?

— Ты мерзавец!

Я никогда еще не слышал в голосе Резо такого отвращения.

Первый заместитель министра не отреагировал и на этот выкрик. Ни один мускул не дрогнул на его самодовольном лице.

— А ты-то чего молчишь? — набросился Резо на меня.

— Я-а-а?

Я не ожидал вопроса и, признаться, растерялся. Да и что я мог сказать…