Год багульника. Весенняя луна

Сначала Сигарта смущала такая непосредственность — он был непривычен к столь странному приему; Моав же, наоборот, улыбалась направо и налево, совершенно забыв о недавнем недовольстве. Так они продолжали шествовать через поселок. Тропа непрерывно вилась между домиками, так что хэур не мог даже сказать, с какой стороны они пришли. Наконец, они миновали центр селения и вышли на то, что, вероятно, было его окраиной. Жилища стояли здесь на большем расстоянии друг от друга, между ними были густые заросли. Вскоре путники и их эскорт оказались между двумя зелеными стенами, которые образовывали подобие коридора. Это тоже были жилища — правда, немного побольше, чем все остальные. Справа и слева в стенах были проемы, прикрытые пологами. У одного из них сильфы остановились; тот, что шел впереди всех, торжественно отвел рукой полог.

— Это — комната для лунной волшебницы, а твоя находится напротив. Она большая и очень светлая, — счастливо улыбнулся он, оборачиваясь к Сигарту.

Хэур сдвинул брови. Вот значит как… Кейнары кейнарами, а комнаты врозь! — Знай свое место, скотина!.. Настроение его тут же стало мрачным, как утро после попойки. Он чувствовал, как в глубине его души поднимается злоба. Он было открыл рот, чтобы сказать что-нибудь не слишком вежливое, как ощутил, что Моав активно дергает его сзади за куртку.

— Не надо, я все тебе объясню… — вполголоса произнесла она.

Показав комнаты, сильфы еще раз поклонились и с характерными щелчками исчезли. Сигарт повернулся к велларе, сложил руки на груди.

— Что такое, рожей не вышел? — процедил он сквозь зубы, злобно сверкнув глазами.

— Идем внутрь, — коротко сказала Моав и исчезла за пологом.

Сигарт последовал за ней. Войдя в дом, он ненадолго потерял дар речи — таких комнат он еще не видел. Стены были сплошь увиты густым плющом, роль ковра выполняла растущая на полу низкая трава — настолько плотная, что между ней невозможно было увидеть почву. Однако все это было ничто по сравнению с кроватью. Она представляла собой короб, сплетенный из поднимающихся прямо из земли гибких корней; Сигарт подошел к этому странному сооружению — так и есть! — вместо перины кровать была до верха засыпана мелкими цветами! Изумленный, хэур погрузил руку в это удивительное ложе: сомнений быть не могло, это и впрямь были настоящие цветы — нежные, свежие, только что сорванные. Моав уже не выглядела взвинченной — она с улыбкой наблюдала за кейнаром. Ее настроение сменилось так же резко, как и обычно. Заметив ее взгляд, Сигарт вспомнил, зачем зашел, и поспешно принял суровый вид.

— Ну, так что ты хотела мне объяснить?..

— Я хотела объяснить, что они поселили нас в разные комнаты не потому, что пожалели дать одну большую, а потому, что у них просто нет комнат на двоих, — терпеливо проговорила эльфа.

— Как это нет?!

— А вот так — они живут по одному, каждый в своем маленьком мире, куда не принято пускать никого. Это не дети Эллар, для которых одиночество страшнее смерти. — Она усмехнулась. — Есть даже поговорка: если есть десять эльфов и сто комнат, то девяносто девять из них будут пустовать… Так вот у сильфов все прямо наоборот.

Хэур задумчиво почесал затылок.

— Пойми, они не такие, как эльфы или люди, и даже не такие, как хэуры, — продолжала Моав. — Они дети воздуха — они живут сегодняшним днем, и многое из того, что кажется нам обычным, им неведомо. Например, у них нет кейнаров, как у эльфов, нет жен и мужей, как принято у людей… Почувствовав взаимную симпатию, они сближаются на то время, пока она не иссякнет. Это может быть одна встреча или неделя, проведенная вместе — в любом случае, это длится недолго; затем они встречают кого-то другого, и возникают новые пары.

— Это что же получается — все женщины принадлежат всем мужчинам… — нахмурился Сигарт.

— Да нет же, никто никому не принадлежит! Просто все живут и радуются жизни — ведь у сильфов она может быть так же коротка, как у людей; все зависит от того, как ты живешь, о чем думаешь: печальные мысли сокращают жизнь, светлые — продлевают почти до бесконечности. Их души так легки, что в них почти все зависит от настроения, даже способность переноситься в пространстве: если сильф удручен, он бессилен.

— Ну ладно, с этим ясно. А дети? Дети! Они что, не знают, кто их отцы?

— Почему это кажется тебе странным? Я думала, у рысей то же самое…

Сигарт решил перевести разговор на другую тему.

— Хорошо, — согласился он, — а где же они все-таки заводят своих сильфиков, если у них даже нет комнаты, где можно побыть наедине друг с другом.

Моав рассмеялась.

— Тебе что, мало места вокруг? Ведь здесь столько лесов, лугов, озер с берегами, заросшими мхом. Разве это не лучше самой красивой комнаты?

— Ну а зимой?

— А зимой они спят.

— Так… — протянул Сигарт, усаживаясь на пышную кровать. — Что значит спят?

— Просто забираются внутрь деревьев — тех самых, из которых когда-то вышли, и спят до самой весны. Ведь чтобы согреться зимой, нужно, чтобы сердце разгоняло кровь по телу, а у них ведь нет сердца… Поэтому-то они и вынуждены отдавать своих сильфинов элефтам.