Год Белой Змеи

Диалог удалось наладить быстро, профессор Штригль, за два месяца в Мексике, выучил испанский до уровня полного понимания живой речи, но говорить мог с большим трудом. Примерно, как и я по-немецки, всё уже легко понимаю, но говорю через пень колоду. Поэтому я обращался к нему на испанском, он ко мне на немецком.

Узнав, что за работу я ему предлагаю, собираясь её оплатить по существующим расценкам, профессор оживился и как-то даже меньше стал сутулится. Сдвинув какие-то книги на латыни на центр стола, на освободившееся место положил составленный нами список качеств, по которым будут отбираться будущие коммунары. Читать по-испански, Штригль пока тоже толком не мог, поэтому я зачитал ему вслух. Профессор, слушая меня, покивал головой, сказав, что не видит ничего сложного в составлении нужных нам психологических тестов.

— Мистер Зейц, как я понял, получить тесты и ключи к ним, вы желаете наискорейшим образом?

— Да, профессор, хотелось бы как можно быстрее. И сразу предупреждаю, что только тестами для мексиканцев наш интерес не заканчивается, в коммуну мы собираемся принимать как латиноамериканцев, так и североамериканцев с европейцами.

— Понимаю. Тогда желательно договориться с институтом прикладной психологии, об использовании собранного ими социологического материала. Так как, сам по себе, его сбор может занять достаточно времени. И нужен грамотный переводчик на испанский, сам я ещё два-три месяца буду учить язык, до уровня свободного владения.

Пообещал уладить эти вопросы. Сложности в том чтобы нанять переводчика и договориться с Моисеичем, как и получить доступ к материалам собранным отделом разработок тестовых методик корпорации, я не видел.

Пока мы с ним разговаривали, за окном резко потемнело, вдали прогромыхал гром, начался дождь. Скоро в двух местах с крыши закапала вода, под которую профессор поставил помятое ржавое ведро и тазик с отбитой местами эмалью. Жуки, на полу и стенах, задвигались быстрее, даже раздавленные куда-то поползли. Приглядевшись внимательно, с удивлением понял — их тащили на себе муравьи.

Посмотрел на детей, потом на профессора и сказал:

— Профессор, завтра с договором на работу, к вам приедет кто-то из коммунаров, а пока давайте я поселю вас в более приспособленном для жизни и работе месте. В этом сарае, обвёл я руками окружающее пространство, ни жить, ни работать, невозможно.

— У меня не хватит денег на оплату, чего-то более приспособленного для жилья, ответил Штригль, глядя в пол.

— Считайте, что я вам выдаю аванс, а завтра вместе с договором, вы получите чек предоплаты, так, что собирайтесь и не спорьте.

Собирать было в общем-то нечего, один чемодан и пара стопок книг перевязанных верёвкой. Единственный в Линаресе, приличный двух этажный отель "Guidi", находился в центре, в метрах ста от главной площади города. Через десять минут, мы были там. Сняв для профессора двухместный номер на неделю, спальня и кабинет, собрался было уже распрощаться. Как перехватил взгляд его внуков, голодными глазами смотревших, через стеклянные перегородки и двери, на ужинавших посетителей ресторана.

— Профессор Штригль, приглашаю вас с внуками на ужин. Вы пока, в номере приведёте себя в порядок, я сделаю заказ. Через пятнадцать минут встретимся в ресторане, ни какие возражения не принимаются.

За ужином, после ста пятидесяти коньяка на двоих, профессор разговорился. История как Штригль с внуками оказался в Мексике, была не особо замысловата, но достаточно печальна.