Год Белой Змеи

— Сколько это в километрах?

— Почти девять выйдет.

— А чем расплачиваться будут?

— Предложение такое: поставки кислорода, как и с опытовой сельхоз станции НИИ. Потом сельхоз продукция, "Берёзка" на полученные урожаи и мясо не претендует. Для сельхозотдела важны только статистические данные, фактология, с журналами наблюдений, ну и сама отработка технологий. Ещё откроют пошивочный цех, корпорация может заказывать спецодежду там, понятно, что не большие объёмы. Вот пока всё.

— Нормально, договорились.

— А теперь валите из моего кабинета, махинаторы и гшефтмахеры, мне работать нужно — выпроводил нас Олаф.

Решив эти дела, я занялся другими.

Мысль про Макаренко, вылилась в просьбу к Берии — найти воспитанника коммуны Макаренко. Который хотел бы помочь мексиканцам в создании коммуны, именно опытом внутренней самоорганизации коммун Макаренко. Требований к такой кандидатуре набиралось много, так что особо и не рассчитывал на положительный результат.

Потом, для составления психологических тестов, по которым будем отбирать будущих коммунаров, пришлось "поохотиться" на ставшего "неуловимым" Моисеича. Не для того чтобы его нагрузить этим заданием, он и так был загружен сейчас сверх всякой меры, а получить дельный совет, кого можно привлечь для составления этих тестов. Мексиканцы всё же создали институт прикладной психологии в Линаресе. Теперь он половину времени проводил там, поэтом мне было проще проехать 50 километров до Линареса, не ждя когда он появиться в своём отделе. Что я и сделал, отловив его после лекции, оттёр от настырных студиозов, принудив уделить мне полчаса своего "драгоценного" времени.

Выслушав меня, Моисеич, даже слегка расстроился.

— Невероятно интересная и не ординарная задача, фактически, вы хотите найти "идеальных людей". Ричи, а нельзя попозже их составить? Я бы сам с удовольствием занялся составлением таких тестов, сейчас просто физически время выкроить не могу. У меня столько дел в отделе корпорации и институте, что на три месяца вперёд плотневший график расписан.

— Нет, Моисеич, не можем столько ждать. Подумай, кто этим может прямо сейчас заняться. Причём из профессионалов, что бы с тестами не накосячил. Сам видишь, параметры отбора будущих коммунаров высочайшие, чтобы основа движения получилась прочной, тут ошибиться нельзя.

— Это понятно, наоборот, я бы даже ещё ужесточил требования, фундамент надо делать как можно крепче. А думать, тут нечего, я тебе сразу скажу, кто вам нужен. Знаешь Ричи, ты невероятно везучий, здесь профессор Карл фон Штригль!

— Э-э-э, это кто? Моисеич, давай поподробней.

— Это мой старинный друг и коллега, ещё со студенческих времён. А повезло тебе потому, что он этой темой полжизни занимается, лучше него такие психологические тесты никто не составит. Сейчас он не сильно работой загружен, смогли только устроить ему подработку переводами с латыни, нужной нам литературы. Не можем взять его в штат, на преподавательскую работу, пока экзамен на знание испанского языка не сдаст, бюрократия будь она не ладна. Он, от такой темы, ни за что не откажется, но мой тебе совет Ричи. Предложи нормально оплатить его работу, тогда он сможет оставить переводы и заняться только тестами, раз вам быстро надо.

— Понятно, а где его найти?

— Зайди в ректорат, попроси у секретарши адрес профессора Штриглья, у них есть.

Через полчаса я постучался в двери халупы на окраине Линареса. Профессор Штригль, был пожилым крупным человеком, больше всего походившим на старого, облезшего, печального орангутанга. Он сильно сутулился, а его длинные руки, торчавшие из сорочки с короткими рукавами, казалось, доходили до пузырей на коленях заношенных брюк, державшихся на нём с помощью старых подтяжек. Это впечатление усиливалось, от глубоко посаженых глаз, могучей, чуть выступающей челюсти, пего-рыжих с проседью волосы, обильно покрывающих его руки и торчащих клочками вокруг лысины на голове.

Но взгляд его синих глаз, был острым и внимательным.

То, что у него финансовые трудности, теперь было ясно и без подсказок Моисеича. Пока я шёл за ним к столу, раздавил штук пять крупных чёрных жуков, во множестве ползающих по полу и стенам. Назвать жилым домом это строение, можно было только с большой натяжкой, ни электричества, ни водопровода, ни канализации, четыре каменные стены с одним окном, земляной пол, черепичная крыша — скорей уж просто сарай. Хотя с другой стороны, в аналогичных условиях, жило сейчас большинство мексиканцев.

Присев возле стола стоящего у единственного окна, на предложенный вместо стула фанерный ящик, поставленный на попа. Я невольно обозрел это убогое жилище. Кроме кособоких полок на стенах и большой кровати, стаявшей у дальней стены, других предметов мебели не наблюдалось. На кровати, прижавшись, друг к другу сидели дети, мальчик лет пяти и девочка семи, смотревшие на меня одновременно испуганно и с интересом.