Читаем Год беспощадного солнца полностью

Когда он вернулся, Клементьева сидела за электронным микроскопом, Клюкин вскрывал очередного покойника.

– Литвак? – тихо спросил Мышкин у Большой Берты.

– Понятия не имею.

– Ты надолго закопалась?

– Вам нужен микроскоп?

– Скажу, когда понадобится.

Он взял стул и подсел к Большой Берте.

– Ты тоже думаешь, что простая кража?

– Думаю, да. Хулиганы… Нажрались до скотского состояния, больше пролили, чем выпили.

– До скотского? – переспросил Мышкин. – Конечно, могли. И отключились потом, да?

– Как рабочая гипотеза, – уточнила Клементьева.

– Почему же ты их не застала? Ты должна была их застать здесь! После скотской выпивки, да ректификата прямо из бочки – вволю! – неизбежно наступает, как всем нам хорошо известно из экспериментов на самих себе, интоксикация и вслед за ней – глубокий продолжительный сон. Иногда с потерей сознания, элементами бреда и галлюцинаций.

– Могли и раньше очнуться. Все индивидуально.

– Индивидуально, – согласился Мышкин. – Пришли в себя и вылили весь спирт на пол? Ничего себе не взяли. Даже на похмелюгу.

– Действительно, – задумалась Большая Берта. – Из-за стакана спирта ломать такую дверь… Или даже двух…

– Ее только взрывом можно вышибить! Дверь не ломали. Нашим ключом спокойно открыли, сняли дверь с петель, обломок ключа демонстративно оставили в замке. Вот он.

Мышкин достал из кармана халата обломок. Он успел его вытащить до майорши.

– Наш ключ, – повторил он. – Всегда открывал и закрывал нормально. Зачем ломать?

– Чтобы следователь решил: ключ посторонний, – уверенно заявила Клементьева.

– Умница! Тогда что им на самом деле здесь понадобилось? – спросил Мышкин.

Она быстро оглянулась вокруг и сказала испуганным шепотом:

– Кажется, я тоже понимаю…

– Ты слышала: я демонстративно сообщил всем только о срезах Салье. О других знаешь только ты и Толя. Предупреди его, чтоб не ляпнул вдруг.

– Сейчас сказать?

Ответить он не успел. Раздался металлический грохот, потом глухой удар.

Мышкин и Клементьева вскочили одновременно.

Стальная дверь, висевшая на одной петле в ожидании плотника, лежала на каменных ступеньках. На полу растянулся во весь рост Литвак. Из рассеченного лба стекала на пол темно-красная струйка.

– Что вытворяешь, сволочь! – воскликнул Мышкин, едва удерживаясь, чтоб не врезать Литваку ногой в пах. – Ты же губишь всех нас, а себя – первого!

Одно веко Литвака медленно приподнялось, показав черный глаз, залитый пьяной слизью.

– Не-не боись! – хрипло вытолкнул из себя Литвак. – С-с-о м-мной н-не пропадешь…

– Уже пропал, скотина! Как ты сумел нажраться за полчаса?

Ответа он не услышал. Литвак аккуратно и доверчиво, как ребенок, свернулся на холодном полу, положил обе ладони под щеку и захрапел.

Дмитрий Евграфович толкнул ногой Литвака в мягкий, расслабленный бок.

– Вставай, сионист хренов!

Сионист не отозвался. Мышкин сбегал в морг, бросил там на пол старый матрас и, как оьычно, схватил Литвака за ноги и потащил по кафельному полу. Литвак вдруг зарычал, стал отчаянно брыкаться, но глаз не открывал.

– А чтоб тебя дождь намочил! – вырвалось у Клементьевой.

– Спокойно, барышня! – бодро заявил Мышкин. – Хватай его за руки.

Вдвоем они втащили Литвака на его привычное место – у порога морга.

– Внимание! – сказал Мышкин. – Раз, два – бросаем!

Литвак шлепнулся, каак лягушка, на матрац, но не проснулся. Спокойно перевернулся набок и снова принял позу эмбриона.

– Да, – сказал Мышкин, запирая морг на ключ. – Был бы трезвым, позвоночник сломал бы, когда с лестницы летел. Или насмерть.

– Ну, положим, трезвым он не упал бы, – отозвалась Большая Берта. – Он действительно пьян? Вы уверены?

Дмитрий Евграфович почесал в затылке.

– Кости целы – значит, пьян.

– Между прочим, не успела сказать: когда вы были у главврача, он прямо с ножом к горлу пристал. Требовал сказать, остались какие-нибудь ваши стекла еще где-нибудь.

– И ты?..

– Сказала, что больше ничего не осталось.

Мышкин дико всхрапнул.

– Дура! – завопил он. – Под монастырь меня подвела!

– Как это – под монастырь?.. – опешила Большая Берта.

– Откуда тебе знать, сколько у меня было и сколько осталось стекол! Ты просто не можешь этого знать! Изначально! Потому что, согласно твоей брехне, ты могла видеть только два стекла. Боже милосердный! – простонал Мышкин. – За что мне такое наказание?.. Учишь вас, бестолковых, учишь, как надо врать, и все напрасно!

Клементьева всхлипнула и отвернулась.

Мышкину стало жаль ее. Он осторожно обнял Клементьеву за плечи.

– Ну, не сердись, Тань… Виноват, совсем истериком стал.

Она тихо заплакала. Мышкин достал носовой платок и бережно вытер ей слезы.

– Больше не повторится, – пообещал он. – Гадом буду!

Клементьева не ответила. Слегка дернула плечом и гордо пошла к своему микроскопу.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже