Год бродячей собаки

— А вы, правда, тот самый, что на плакате? — спросила она, набравшись храбрости.

— А что, не похож? — улыбнулся Дорохов.

— Да нет, очень даже похожи, — продавщица рассматривала его, склонив голову набок. — Только в жизни вы старше и грустнее.

Андрей посмотрел вслед удалившейся в свой угол женщине, повернулся к Маше.

— Ты тоже так считаешь? Мы ведь давно не виделись…

— Говори за себя. — Маша откусила кусок ватрушки, запила его кофе. — Я, лично, вижу тебя по несколько раз на дню, достаточно в любое время суток включить телевизор. Чаще показывают только прокладки с крылышками…

Собравшийся было полакомиться ватрушкой Дорохов едва не поперхнулся.

— Вот что, ребята, — обратился он к сотрудникам службы безопасности, — пойдите, подышите свежим воздухом!

Подождав, когда парни закроют за собой дверь, Андрей повернулся к Маше.

— Я тебе звонил и домой, и в институт…

— Домой?.. У меня теперь другой дом. Я вернулась в свою старую квартиру, там не так остро чувствуется одиночество. А на работе ни с того, ни с сего изменился номер телефона. Наверное совпадение, правда? — Маша смотрела на Дорохова с издевательской улыбкой.

— Но я-то здесь при чем? Ты прекрасно знаешь, чем я был занят. Сегодня последний день кампании…

Мария Александровна продолжила за Дорохова:

— … и в девять вечера вся страна прильнет к экранам телевизоров, чтобы узнать, что поведает нации новый президент.

— Да, именно! И обращение еще предстоит записать. — Голос Дорохова звучал раздраженно и обиженно. — Между прочим, ты зря по этому поводу иронизируешь. Страна ждет, чтобы президент навел порядок, помог каждому…

Маша всплеснула руками, горько усмехнулась.

— Вот видишь, ты уже научился выдавать собственные интересы за чаяния масс, за правду в последней инстанции. Еще один шаг — и о себе будешь говорить в третьем лице. Оказывается, власть и чувство юмора — вещи плохо совместимые.

Дорохов промолчал, полез в карман за сигаретами, но, вспомнив запрет, убрал пачку обратно. Маша подняла взгляд от стола, посмотрела Андрею в глаза.

— Знаешь, а ведь я все это время с тобой разговаривала. Я хотела, чтобы ты, по ту сторону экрана, меня услышал. Я очень этого хотела.

Дорохов поколебался, но все же заставил себя спросить:

— Услышал — что?

Мария Александровна только безнадежно махнула рукой.

— К чему теперь об этом. Поздно, Андрюша, все поздно. Ты и сам теперь не хочешь ничего знать.

Дорохов набычился, глядел исподлобья, на щеках вздулись, заходили злые желваки.

— Нет уж, начала, так договаривай!

Маша смотрела на него с какой-то непонятной, сочувственной улыбкой.

— А я ведь знала, что мы с тобой должны встретиться. Ночью не могла заснуть, а под утро забылась, и мне приснился удивительно яркий и какой-то пронзительный по своей достоверности сон. Я видела палаточный город, окруженный земляным валом с башнями, и в центре его большую квадратную площадь. На ней правильным каре стояли в боевом вооружении римские легионеры, а в стороне, на возвышении, пугавший меня большой деревянный крест. Какой-то человек сидел в кресле с лицом тяжелым и надменным, и другой, бородатый уродец, подмигивал мне из-за его спины. Речь шла о твоей жизни или смерти, и только я могла тебя спасти. — Маша беспомощно улыбнулась. — Будильник прозвонил, лежу, и так тревожно на сердце…

Дорохов провел ладонью по лицу, будто хотел стереть с него усталое, напряженное выражение.

— М-да, веселые у нас с тобой сны! — заметил он с кривой усмешкой. — Именно это ты и собиралась мне рассказать?

— Ну, если ты настаиваешь… — Маша отодвинула от себя недопитую чашку кофе, вскинув голову, посмотрела Дорохову прямо в глаза. — Ты… ты уверен, что несешь людям добро? Постой, я поясню! Помнишь, — продолжала она после короткой паузы, — ты рассказывал про Батона, как ты посоветовал ему открыть свое дело? Так вот, сейчас он в больнице, третий инфаркт. За все приходится расплачиваться, в том числе и за чужие грехи… Мой муж, мой бывший муж, — я так понимаю, не без твоей помощи — сколотил приличный капиталец. Теперь пьет запоем, пьет так, что никого уже не узнает…

— Я, что ли, с ним пью? — раздраженно огрызнулся Дорохов.