Год бродячей собаки

— Это все Ксафон! — сразу же заверещал Шепетуха, тыча кривым, тонким пальцем в сторону своего обидчика. — Ему было поручено глаз не спускать, а он: генерал все знает! генерал все сделает!..

— Экселенц! — завопил, как резаный, Ксафон, засучил тонкими ножками под свисающим бурдюком живота. — Неужели вы верите этому мерзавцу? Я говорил, я предупреждал, а он знать ничего не хочет, кроме денег!

Громадный негр переминался от нетерпения с ноги на ногу.

— Сэр! Не угодно ли будет, чтобы я выкинул эту падаль охладиться в межзвездное пространство?

— Не спешите, Джеймс, еще успеете! — остановил слугу Нергаль. — Вполне возможно, что они сумеют выдавить из себя нечто осмысленное. Ну!

Начальник службы тайных операций пронзил взглядом Шепетуху. Тот, как от удара током, забился в конвульсиях, но остатков сознания не потерял.

— Ваше превосходительство! Экселенц! — зарыдал Шепетуха в голос. — Пока вы тут, а мы там!.. Пока вы здесь, а мы оттуда!.. Андрюха, раб божий, ушел, пустился в бега! Совсем, козел, с резьбы сорвался!

Лицо черного кардинала мгновенно превратилось в каменную маску. С трудом шевеля помертвевшими губами, он беззвучно произнес:

— Поймать! — потом взревел с такой силой, что в ближайших горах сорвался в долину камнепад. — За мной! В Россию!

В мгновение ока все пространство замка стало цвета алой крови, всполохи адского пламени озарили окрестные холмы. Тело начальника службы тайных операций начало увеличиваться в размерах, и вот уже огромный рыцарь в блестящих вороненых доспехах, в развевающемся черном плаще заметался хищной птицей по залу. В угловом камине сам собой вспыхнул огонь, Джеймс дико свистнул, захохотал высокие двери зала начали медленно открываться…

В воздухе чувствовалась близость вечера. Лучи клонившегося к закату солнца играли на лобовых стеклах сгрудившихся на Хорошевском шоссе автомобилей. Дорохов поднялся по лестнице станции метро «Беговая», огляделся по сторонам. С того майского вечера, когда он был здесь последний раз, ничего не изменилось. Все так же за бетонным забором грохотала по рельсам электричка и у ворот местного отделения ГАИ маячил толстый милиционер с автоматом через плечо.

Неужели прошел год, думал Дорохов, шагая вдоль длинных, нелепых строений с расплодившимися, как грибы, магазинами. Ему казалось, что только вчера был тот яркий весенний день, он еще помнил исходивший от земли острый запах пробуждения, помнил охватившее его вдруг острое желание жить. Год, целый год! Андрей закурил, обогнул огороженный забором кусочек парка с огромными, старыми деревьями, с которыми не смог справиться даже ураган, налетевший на Москву несколько лет назад. Здесь начинались тянувшиеся вдоль железнодорожного полотна гаражи. Аккуратно ступая модельными полуботинками по усеянной отбросами земле, Андрей пробрался к едва заметной тропинке и скоро уже входил в обособленный от остального мира райский уголок — прибежище местных бомжей и бродяг.

Первым, кого он увидел, было Чмо. В том же сером балахоне и раздерганной, бесформенной шапке несчастное создание одиноко сидело на пеньке, грелось в лучах уже холодного, заходящего солнца. Дорохов не мог не узнать взгляд сухо горящих, выцветших глаз загнанного жизнью в угол человеческого существа. Поодаль, на зазеленевшей полянке, расположились Мырло и Павлик. Однофамилец пионера-героя несколько исхудал, но был все так же мешковат и неповоротлив. На его обращенном к Андрею простом, рябоватом лице гуляла по-детски широкая улыбка. Из всей гоп-компании не хватало только Любки и Шамана, зато присутствовало некое новое лицо, судя по платьишку, женского пола. Худая, остроносая особа возлежала на потертом шерстяном одеяле и в задумчивости грызла мелкими, острыми зубками травинку. Как догадался Дорохов, вкусы Шамана изменились и вдохновлявшие Рубенса и Кустодиева формы Любки уже не вызывали в нем былого восторга.

Раздвинув покрывшиеся свежей листвой кусты, Андрей вышел на поляну. Женщина вздрогнула, подняла на незнакомца быстрые крысиные глазки. Сидевший к Андрею спиной Мырло проворно обернулся и, узнав Дорохова, вскочил на ноги. Он был все так же нервен и импульсивен, но еще больше исхудал, так что ставшая лишней кожа моталась под обострившимся подбородком.

— Андрей?.. Андрей Сергеевич!.. — удивлению Мырло не было предела. — Какими судьбами?

— Сам говорил, — улыбнулся Дорохов, — плохо будет — приходи, примем обратно. Вот я и пришел! С вами, мужики, мне веселее…

Непонятно чему, женщина вдруг мелко захихикала. Философ-марксист посмотрел на нее удивленно, перевел взгляд на Андрея.

— Постой, ты что это говоришь? То есть, говорите? Как это — «плохо»? Там, — Мырло показал пальцем в голубое, начавшее уже темнеть небо, — плохо не бывает! Я как-то был прикомандирован к идеологическому отделу ЦК КПСС — так там очень даже хорошо.

— Ладно, — Дорохов обнял старика за плечи, — как сам-то, Иван Петрович?