Прощай, бирка с крутиками,
Село красно со песками!
до Норт-Капа мы дошли
Оттуда в голомя пошли;
до Медведя
*
доходили,
И Медведь мы проходили:
Больши льды вдали белеют
И моржи на льдах краснеют.
Заецы
*
на льдах лежат,
Нерпы на лодью глядят.
Во льды мы заходили
И между льдами мы пошли.
Еще Груманта не видно,
А временятся Соколы
*
.
Мы ко Груманту пришли,
Становища не нашли, —
Призадумались немного;
Тут сказал нам коршик строго:
«Ну, ребята, не робей,
Вылезай на марса-рей:
И смотрите хорошенько!
Что мне помнится маленько:
Э — там будто становье,
Старопрежно зимовье!»
«Ты правду нам сказал!»
Марсовой тут закричал
И рукою указал:
«Мандолина против нас,
И в заворот зайдем сейчас
*
.
В заворот мы заходили,
В становье лодью вводили,
Чтоб зимой тут ей стоять,
Нам об ней не горевать.
Тут на гору
*
собирались,
Мы с привалом поздравлялись;
В становой избе сходились,
Крестом Богу помолились;
Друг на друга мы взглянули
Тяжеленько воздохнули!
«Ну, ребята, не тужить!
Надо здесь зиму прожить.
Поживем, попромышляем,
Зверей разных постреляем!
Скоро темная зима
Проминуется сама;
Там наступит весна-красна, —
Нам тужить теперь напрасно».
И, бросивши заботу,
Принялись мы за работу:
Станову избу исправить,
Полки, печку приналадить,
От погод обороняться -
И теплее согреваться.
А разволочные
*
избушки
Строить, будто как игрушки,
Научились мы тотчас.
Поздравляю теперь вас!
По избушкам потянулись,
Друг со другом распростились,
И давай здесь зимовать,
Промышлять, зверей смекать
*
.
По избушкам жить опасно,
Не пришла бы смерть напрасно.
Мы кулемки
*
становили:
Псечей черных наловили, —
А оленей диких славно
Мы стреляли преисправно.
Белой ошкуй господин —
Он к нам часто подходил,
Дикарино мясо кушать
И у нас в избах послушать,
Что мы говорим.
А мы пулю в бок дадим,
Да и спицами
*
вконец
Заколаем, наконец.
Медведь белой там сердит,
Своей лапой нам грозит,
И шататься не велит.
Там без спицы мы не ходим:
Часто ошкуя находим.
Темну пору проживали,
Николи не горевали;
Как светлее стали дни,
С разволочных потянулись,
В станову избу пришли —
Всех товарищей нашли.
Как Великий пост прошел —
Слух до всех до нас дошел,
Как моржи кричат, гремят,
Собираться нам велят.
Карбаса мы направляли
И моржов мы промышляли
По расплавам и по льдам,
По заливам, по губам
И по крутым берегам.
А моржов мы не боимся
И стрелять их не стыдимся.
Мы их ружьями стреляли
И носками принимали,
И их спицами кололи
И вязали за тинки.
Промышляли мы довольно,
И поехали на лодью;
Лодью мы нагрузвли
И отправились мы в ход,
С Грумантом прощались:
Прощай, батюшка ты Грумант!
Кабы больше не бывать.
Ты Грумант-батюшка страшон:
Весь горами овышон,
Кругом льдами окружон.
На тебе нам жить опасно —
Не пришла бы смерть напрасно.
Приводя эту длинную, наивную по своей форме, песню, мне все-таки кажется, что и сквозь простые, нехитрые слова ее и подражательный размер (веселого и скорого напева) можно видеть горькие слезы скучного одиночества — Бог весть, в каком месте, решительно на краю света, те горькие слезы, которые доводится испытывать только на море, когда на волоску висишь от смерти, когда, забывая все остальное, видишь и бережешь только одного себя. Нет для берегового человека лучших поговорок, как: «хвали море, а сиди на берегу - с моря жди горя, а от воды беды», и все-таки оттого, что «дальше моря, меньше горя»...
II. ПОЕЗДКА ПО РЕКЕ МЕЗЕНИ