Год Огненной Змеи

И тут же автор выводит нас на глубокие размышления: вот здесь рядом с явными приметами бесхозяйственной деятельности современного человека видны следы старой оросительной системы. Почему же наш пращур был более бережлив по отношению к земле? Да, мы стали богаче, у нас появилась мощная техника. Но не утрачиваем ли мы что-то бесценное, связанное с многовековым, выверенным самой жизнью духовным опытом поколений? Это небрежение к земле — не первый ли признак девальвации извечных нравственных ценностей? Ту же мысль вкладывает автор и в уста председателя колхоза Догдомэ: «Травы плохо знаем… Старики говорят, в наших степях больше ста разных трав растет. А как они называются? Не по-латыни, не по-русски — по-нашему, по-бурятски. Хоть кого спроси — не скажет. А какие в какой траве витамины? Какие травы овцы любят, какие коням нужны, коровам полезны? Какие травы от каких болезней? Как их применять? Какие ядовитые? Знали же прежде! Знали, да забыли… Кто-то из стариков и сейчас помнит. А мы не спрашиваем у них. Так и уйдет с ними…» Автор как бы напоминает нам, что память о прошлом, так же как и забота о будущих поколениях, — непреходящий нравственный долг человека нашего времени. Невольно вспоминаются замечательные слова Л. Леонова: «Человечество вступает в такую фазу развития, когда мы не имеем права ни на одно благо смотреть, как на дармовой рубль. Есть большие благодеяния, которые оказаны нам природой, которые существовали еще до нас. По своему долгу жителей на земле мы обязаны сегодня думать о завтрашнем дне человечества».

Какой же главный нравственный урок вынесет читатель, познакомившийся с романом «Степные дороги»? Раскрыв перед нами духовную красоту и душевное богатство своих героев, таких, как молодая чабанка Оюна Соктоева, как комсомольский секретарь Булат Сыденов, передовой механизатор Дугаржаб Беликтуев, председатель колхоза, ветеран войны тридцатитысячник Цырен Догдомэ, писатель показал, что никакие трудности и сложности жизни не способны лишить этих людей гражданского мужества, оптимизма, веры в поступательное движение нашего общества. В этом, на наш взгляд, и состоит основной нравственный итог романа Ц.-Ж. Жимбиева «Степные дороги».

Советская многонациональная литература, которую всегда отличало пристальное внимание к духовному миру юного поколения, посвятила немало страниц теме жизни детей в годы Великой Отечественной войны. И вот настал черед прийти в литературу этим детям, пережившим годы военного лихолетья. Тема военного детства, военной юности отчетливо прозвучала в их произведениях, таких, как «Ранние журавли» Ч. Айтматова, «Уроки французского» В. Распутина, «К зиме, минуя осень» Г. Семенова, «Окликни меня в лесу» Т. Пулатова, «Синее море, белый пароход» Г. Машкина, «Климко» Г. Тютюнника, «Арина — мать солдатская» И. Евсеенко, «Нагрудный знак «OST» В. Семина, «Здравствуй и прощай» В. Козько… Это поколение привнесло в литературу опосредованный опыт войны, однако картины народного бедствия, преломленные в сознании подростка, потрясают не меньше, чем батальные сцены, ибо безмерна трагедия поколения, у которого война отняла счастливое детство.

Задумаемся: откуда у писателей, встретивших военное лихолетье в десять — двенадцать — четырнадцать лет, эта острая потребность возвратиться к страшному и героическому прошлому войны? Ответ очевиден: война, предъявившая особый счет нравственной стойкости людей, обнажившая смысл известных истин, обострившая контрастность понятий добра и зла, сосредоточила в себе огромный жизненный материал, позволяющий соотнести день нынешний с духовным опытом тех суровых лет, понять глубинные истоки народного характера, увидеть живую связь времен, преемственность наших идеалов.

Роман Ц.-Ж. Жимбиева «Год огненной змеи» переносит нас в небольшой бурятский улус, в суровый 1941 год, когда все, кто остался в улусе — старики, женщины, дети, — жили только одним: ожиданием вестей с фронта. В центре авторского внимания — психология, образ мыслей, тончайшие движения души пятнадцатилетнего Батожаба Гомбоева, который стал ночным табунщиком, заменив своего старшего товарища Эрдэни, ушедшего на фронт.

Образ Батожаба, постепенно осмысливающего существо тех перемен, что принесла с собою война, несомненно, связан с собственным житейским и нравственным опытом автора, встретившего войну тринадцатилетним подростком. Перед нами предстает сложный мир детской души, где оживают предания и легенды; мир сказочный, питавший мальчишеское воображение, и мир реальный, мир похоронок и голода, страданий и невосполнимых утрат, мир войны, принесший Батожабу раннюю взрослость, раннее понимание долга перед Родиной. Война вселила в людей особое чувство ответственности, дала им новую меру собственных дел. И вот мы становимся свидетелями того, как в подростке, еще вчера игравшем деревянными ружьями, пробуждается сознание, начинается работа духа. Трудности, выпавшие на долю Батожаба, обостряют его видение мира, восприимчивость к людям, ежедневно ставят его перед препятствиями, закаляющими характер подростка.