Год провокаций

Кстати, надо будет, хоть расшибись, через Союз художников отобрать, высудить для города все работы Алексея Ивановича. Светлана поможет как адвокат. Сфотографировать на цифровую аппаратуру три главные картины, которые висят в кабинете Катаева. И затем смыть верхний слой красок, потому что под ним – потрясающие сюжеты: “Голгофа”,

“Моление о чаше” и “Истина”. Об этом знает только Никита.

Он сделает это, сделает!

И ведь как получается – в двухслойности картин Деева и сокрыта, может быть, трагическая подоснова мира. А люди – пусть радуются веселью сюжетов.

Он надел темные очки и собирался уже выйти из магазина, как его на проходе к кассе ткнула нечаянно локтем высоченная девица в очках.

– Простите!.. – Эти рослые девицы такие неуклюжие.

– Да мне даже приятно, – улыбнулся Никита, оглядывая ее.

А она вдруг отшатнулась – отступила… что это? Вспомнила печатавшиеся портреты Никиты, или ему просто померещилось? Кажется, померещилось.

Девушка, ответно улыбнувшись ему, оплачивает том “Полостные операции”. Будущий медик? Или уже сейчас хирург?

А у Никиты отец – знаменитый хирург. А мать – замечательная учительница в школе, из-под ее руки вышли в мир четыре академика, сотня докторов наук, два олигарха и один настоящий поэт, ныне преподает в университете в Вашингтоне…

– Сколько стоит томик Лермонтова? Спасибо. – Никита купил книгу любимого дядей Лехой поэта и выступил на яркий свет улицы. Он заполонит свою квартирку книгами. Если прежде на его полках теснились только технические тома: “Matlab 5”, “Язык СИ”, “Mathcad

6.0” и пр., и пр., то ныне встанут творения лучших мудрецов мира, в том числе и те, которые для него забрал у соседки Виктор Хоботов… помнится, там и про загадки перспективы в живописи (автор – физик академик Раушенбах!), и размышления “Вселенная и разум” профессора

С. Шкловского, и мемуары художника Коровина, и “Психология толпы” некоего Венцера…

Никита торопливо шел по улицам города. Как бы желая скорее внедриться в жизнь. Ему сейчас казалось, что он – на зеленой горе и видит вдали невыносимой красоты пространства… синие леса, как слоны, пересекают поля… радуги, и кони пьют воду из рек…

“Но жить на авось нельзя! Правильно тебе крикнул старик:

„Ничтожество!” Долго не хотел меня обижать, но он честный человек. Я плыл и до сих пока плыву щепкой по течению. В моем возрасте Ферма придумал великие теоремы, Лермонтов написал „Демона”, Лобачевский узрел в изогнутой небесной сфере свою геометрию. А я – ноль ростом под два метра.

Стыдно! Как теперь жить, чтобы перестать быть ничтожеством в ряду других ничтожеств? Нет, я числюсь вполне одаренным человеком.

Назовем такие ничтожества, как я, ничтожествами первого порядка.

Есть, кажется, и похуже. Так что же, это соображение тешит твое самолюбие? Сколько можно?!”

– Эй! Парень! – гудит желтая машина-такси. Она его чуть не сбила на перекрестке. – Жизнь надоела? Езжай в Чечню!

– Извините!..

“Я перестрою свою жизнь… докажу, что там у меня есть, что достоин быть сыном своих родителей.

Компьютер не просто игрушка. Я должен найти его приложение к чему-то очень важному… Думай. Может быть, внедриться через „хороший” вирус во все компьютеры мира, незаметно, шифрованными фразами, как гипнозом, убеждая людей стать милосердными и нежными?..”

Господи! И радостно, и тоскливо! С кем поговорить?! До конца рабочего дня еще столько времени! Зашел в пустующую стекляшку-бар

“Белая лошадь”, выпил пива “Miller”, вновь нацепил очки и побрел дальше по городу, весело всматриваясь во встречных красоток.

И улыбаясь, улыбаясь, как советовал Алексей Иванович. Да, да, вот же что он тебе советовал! Улыбайся! И мысли придут яркие!

И вдруг… это гром грянул? Молния разрезала небо на две половины?

Потому что оно распалось и дивными цветами осыпало землю. И смотри – кто это?.. по влажному асфальту торопливо шлепает в белых босоножках, огибая зеркала луж и пытаясь закрыть зонтик, незнакомая девчушка в чем-то белом или голубеньком, неважно… остановилась и уставилась в лицо Никите… Кстати, он по-прежнему в темных очках.

Рассмеялась.

– Что смотришь, маньяк? Извини, у нас сейчас такая шутка… как встретишь парня в черных очках… – И отвернулась к светофору. И снова глянула на него.

А может быть, это и есть… да, то самое? Love. Amore. Liebe. С первого взгляда. Потому что и Никита уставился на нее и замер, словно впал в сон.

Пристукивая мокрой босоножкой, задохнувшись, она молчит, и он молчит. Пролетавшая мимо лазурная синица прощебетала: говори-ите же!..

И они заговорили… Нет, сказка! Театрализованные мечтания! Соскучился в тюрьме Никита по сказкам!

Всё проще. Девушка стоит, пережидая светофор, да на Никиту больше не смотрит. И не такая уж юная, не школьница… разве что студентка… глазки блестят, цвета серо-зеленого, а из них длинные золотые стрелы летят, как продолжение ресниц… Куда спешит? Личико тонкое, вдохновенное, – может быть, про живопись Возрождения размышляет…