Год в оранжевом круге

– Я здесь каждый вечер. На минуточку.

Немного помолчав, Серега взял в левую руку рюкзак, за спину закинул классическую гитару с надписью «сражайся». Далее закинул инструмент за спину и встал с мокрой земли. В правой руке у него – кружка с горячей водой. Не дожидаясь меня, он свернул на тропинку. Характер у него такой. Уже знаю, что мы никогда ни о чем не договоримся.

Я стала его догонять.

Когда мы научимся понимать эту жизнь? Наблюдая за ним, мне невзначай показалось, насколько сложны люди. Ведь принципы и мышление, заложенные в детстве – это непробиваемый стержень, который, к сожалению, или к счастью, слишком тяжело изменить. А что в голове у него? – знать не хочу.

В телефонном звонке мама попросила явиться на базу. Вот и первая наша пробежка.

Мы оба зашли на ресепшн.

– Сереженька, подожди нас, пожалуйста, на выходе.

Тот вышел. Мама перевела взгляд на меня:

– Вы же взрослые люди, так?

– Не понимаю. Что я опять натворила?

– В «Мизинчике» …

«Нина Пална» – крикнул без разрешения ворвавшийся мужик.

– Не сейчас. Будьте добры, подождите.

Тот, испугавшись, скрылся.

– В чем дело?

– В «Мизинчике» у гостю нехорошо. На астму похоже. Только что скорую вызвали.

– Что мне делать? Поехали в больницу вместе, скорую долго жда

– Нет. Поедем мы с папой. Вы останетесь здесь.

– Мы?

– Вы.

– Мы?

– Рассчитываю на тебя. Давайте Капитолину Андреевну ну на всякий случай к вам пригласим, она же у нас по детям специалист?

– Нет! Справимся.

– Точно?

– Точно. Это тот мужчина… вчера, кажется, заселился. Да, вчера! Федотов?

– Федотов.

Через несколько секунд мама надулась:

– Устала я! Эти бессонные ночи, надоело все, милая. За Сережку еще переживаю, – вздрогнула она. – Не оклемался еще он.

Как мне хотелось завопить про рыжего, гитару и все произошедшее в лесу, но тут – снова кто-то зашел. В отличие от первого, Баженов постучался, а затем присоединился к нам с настороженным видом, не проронив ни слова при мамином рассказе. Та все объяснила. Выслушав новость, Сережа тактично спросил:

– Выезд из «Акватории» ночью закрыт?

– Закрыт, но наш сторож – Григорий – он всех своих знает, не волнуйся: посторонних нет.

Стемнело. Гости давно выгуляли своих лающих собак, только Роджер кряхтел и не забегал в Линину «избушку». Все ждали только маму.

– Ни пуха.

– К черту.

После моего поцелуя в ее нежную щеку лицо мамы засияло надеждой. Она смотрела на меня с предвкушением и сильным желанием услышать что-то хорошее, но порыв моей мысли оказался медленным, – так, она побежала в машину.

Мы с Баженовым разошлись по своим комнатам. Уединившись в мастерской, я дорисовала сегодняшний черновой вариант вечернего пейзажа. Периодически выходила проверять, чем там занимается мой «сосед». Сережа о чем-то долго думал. Что-то неладное было у него на лице, будто его одурманили какие-то волнения. Все никак не могу привыкнуть, что в нашем доме теперь он. Пока что только он, ибо Михаил Дмитрич находился сейчас в Сергиевом Посаде.

Все никак не могу привыкнуть к тому, что в нашем доме у него есть целая комната, в которой царит вечный бардак. И кровать не заправлена. Здесь даже пахнет не так. Теперь пахнет каким-то Баженовским запахом. На полке лежат совершенно другие книги. Хорошо, что они вообще лежат. И каждая вторая посвящена либо физике, либо математике. Нашелся московский гений. Может, он их вообще не читает? Из-за предположений рука дергается, карандаш крошиться.

Одиннадцать вечера. Полнолуние окутало белое небо, в котором навсегда затерялись звезды. Из окна доносились разговоры цикад. Фонари тускло освещали дороги. Свет горел только в трех домиках: в «Мизинчике», в котором уже никого не было, в доме Лины и в нашем. И в будке охранника, само собой.

От догадок о дальнейшем развитии событий с мужчиной из «Мизинчика» меня стало довольно жутко. Дверь в Сережину комнату была закрыта, но там звучали неестественные шорохи. Странно. Что еще за шорохи? Зайти не осмелилась. Знаю, что выгонит. Казалось, происходит то, чего обычно происходить не должно. Однако, отдавая дань уважения личному пространству нашего гостя, беспокоить его все же не стала. На миг все замерло. Страх все равно не уходил.

Сон никак не приходил ко мне. Я сильно переволновалась. Все думала о то Сереже, то о Федотове.

Обычно засыпаю мгновенно. Ночью свежий воздух помогает расслабиться, и буквально через пару минут я сплю непробудным сном. Легкий скрип кровати сбивал с толку. Пыталась применить методику военно-морского флота для засыпания, одновременно поглядывая на настенную аппликацию, которая живет вместе со мной в комнате с девяти лет, я не закрывала глаза.