Год в оранжевом круге

– Женя, – спокойно обратился Гриша. – Почему ты не спала? Зачем ты за мной бежала? А?

Два упрямых лба уставились на меня. И идиотка здесь я одна: я приняла Гришу за Сережу. Боже. А ведь, на первый взгляд, все сходилось, и я на полном серьезе посчитала, что Серега действительно способен на побег. Пожалуйста: ворота, голова, казус. Еще и Лина эта: ну не отстанет же. И что остается?

– Ай!

– Больно? Больно? Лоб? Больно? Где?

Перепугавшись, Лина попросила Гришу с Сережей выйти, а меня попросила поспать. Несколько минут в спальне она ворчала, что творится немыслимое безумие, не теряя нить непрерывного монолога. Сережа до сих пор не понимал, в чем дело. Внезапно у него наметился план:

– Капитолина Андреевна, давайте перенесем вектор нашего разговора в правильное направление: хочу отдать должное, – начал он. – Спасибо.

– Не надо Гришу оправдывать, – фыркнула Лина.

– Нет, правда. Спасибо вам.

На миг тетка задумалась и кокетливо спросила:

– За что?

– А вот, объясню наглядно: вопреки непредвиденной ситуации, вы проявили оперативность – и с мужчиной из шестого домика, и с Женей. Вы так быстро оказались в нужное время в нужном месте. Ну разве это не заслуживает простого человеческого «спасибо»?

Та снова задумалась.

– Это ты точно отметил.

Сережа уверенно смотрел ей в глаза. Почесав затылок, Лина продолжила:

– Подожди. Ты-то где был? А?

Тот не стал отвечать сразу.

На кухне по-прежнему находилась только я. Голова все еще не переставала ныть, не получалось даже ею повернуть, чтобы глазком увидеть, как в спальне велись переговоры между Линой и Серегой, а Гриша – вернулся к работе, так и не докопавшись до истины. Сережа деликатно перешептывался с Линой, настолько аккуратно, что, если взять меня, с моим идеальных слухом, все равно не получилось бы разобрать, о чем же они там беседуют. Далее меня стала угрызать совесть, ведь так или иначе – ввела всех в заблуждения я, получается. Начала представлять: Сережа, бедный, как уж на сковородке, вертится, дабы тетка отвязалась со своими вопросами. Через какое-то время Лина начала шептать нежнее. После мягкого шепота они вернулись.

– Как ты, солнце?

– Получше.

Лина вопросительно посмотрела на Сережу. Тот, ничего не говоря, кивнул.

– Неправильно родители твои сделали: надо было меня с Федотовым отправить, – взглянув в потолок, она продолжила. – ну как мне им это докладывать?

Как только прозвучало слово «родители», я приподнялась с дивана:

– Не вздумай! Лина! Нет! Вообще ничего не говори!

– Почему? В чем проблема?

Пытаясь придумать весомую причину, я так и застыла полусидя. Понимаю же: если родители узнают – сразу примчатся сюда, забыв о Федотове.

– А давайте я с вами переночую?

Лина уже была готова хоть сейчас развалиться спать, но внезапно раздался доносящийся с улицы вой Роджера. Та вздрогнула:

– Ну что у него там опять?! Роджер! Так, ребятки, ну что?

– Мы справимся, не переживай, – протянула я.

Сережа кивнул.

Недоверчиво посмотрев на меня, тетка потеребила меня по голове.

– Ты уверена?

– Абсолютно.

– Тогда спи давай. Сергей, – Лина устремила взгляд на парня, и, качнув головой в мою сторону, с каменный лицом подмигнула.

Тетка ушла. Точнее побежала в свой дом, ибо вытье собаки не прекращалось. Мы остались с Сережей вдвоем. Я так и лежала на диване. Смотрим друг на друга яростными вихрями злости. Каждая пара глаз горит ненавистью. У обоих раскалывается голова.

Дома неуютно без мамы. Вески будто соединялись друг к другу. Серега старательно перевязывал мой лоб, ноющий болью. Все же: в глубине у него где-то прячется то, что похоже на щедрость.

– Хватит ерзать. Значит, дуешься теперь?

– Лучше скажи, где ты был, а?!

Он сперва помолчал, но через несколько секунд все же ответил:

– На крыше.

– Где?!

– На крыше, вашей крыше, что тут неясно?

– И что ты там делал?

– Один побыть хотел: подумать кое о чем.

– Мне показалось. ты сбежать хотел.

Тут он рассвирепел:

– Серьезно? Ты спятила?! Как ты себе это представляешь?!

– Да откуда мне знать, что у тебя в голове.

– Явно побольше мозгов, чем в твоей!

Не сумев остаться сдержанной, я дала парню пощечину.

– Дикарка! – тот нечаянно уронил кружку с горячей водой, она разбилась об пол. Напряжение вышло.

Резко внутри что-то екнуло. Знаю же прекрасно, о чем он думает. Так мы проводили второй час ночи: я, мыслями ушедшая в себя, и Сережа, наступивший на пролитую воду.

– Извини.

– Что? – он нахмурился.

– Извини.

– Что?

– Извини, не хотела быть грубой, – скороговоркой протараторила я.

– Я не слышу, что ты кряхтишь.

– Нормально я говорю.

– Нет, ты мямлишь что-то и проглатываешь все слова, – провоцировал рыжий.

И тут я набрала воздуха и крикнула со всей дури:

– Извини!!!

Серега оглох. Он осознал, что я провинилась и чувствую себя ужасно, поэтому обратил внимание на мои руки:

– Что это?

– Это краска. Засохшая.

– Жень.

– Ну?

– Ты когда-нибудь была на крыше?

– Да. Лет в восемь. Потом мама запретила уда лазить. Даже с папой.

– Нине с Юрой не говори только.

– Естественно. Я в свою комнату хочу вернуться, подстрахуй, пожалуйста.

Пришли. У меня тускло горел свет. Роджера наконец не было слышно.