Год в поисках "Ва". История одной неудавшейся попытки стать настоящей японкой

Через полгода после отплытия из Японии корабль наконец прибыл в столицу Китая. Через полгода седьмой патриарх эзотерического буддизма предоставил Кобо аудиенцию. Когда юношу впустили во дворец, гуру обрадовано произнес: «Я знал, что ты придешь. Я ждал очень долго». Кобо понадобилось всего 3 месяца, чтобы обучиться всему необходимому и самому стать буддистским монахом. Он сел на следующий же корабль, направлявшийся в Японию, и вышел на южном острове Кюсю, где и провел несколько лет в ожидании разрешения вернуться в Киото. Наконец старый император умер, на трон взошел его наследник, и судьба Кобо резко изменилась. Ему выделили землю вокруг горы Коя, где надлежало построить монастырь — центр новой ветви буддизма, которая получила название сингонской. Через 30 лет, в 62 года, Кобо вошел в состояние вечной медитации. Он обещал вернуться через 5670000 лет. Пока же он наблюдает за нами с небес.

В тусклом свете свечей монахи листают книгу сутр. Изо рта валит пар, смешиваясь с запахом благовоний. Со времен Кобо Даиси здесь мало что изменилось.

Коясан на острове Сикоку — это не просто учебный центр для сингонских буддистских монахов. Здесь начинается знаменитое паломничество японских буддистов по 88 священным храмам, образующим кольцо протяженностью 700 миль. Тропа проходит по следам молодого Кобо Даиси: именно в этих краях он странствовал в поисках просветления. Большинство паломников заходят в Коясан лишь для того, чтобы посетить могилу Кобо. Я же попросила разрешения пожить в храме в качестве послушницы и изучить основы буддийского учения, прежде чем отправиться в долгое и трудное путешествие.

700 миль ходячей медитации, созерцания каждого шага. Это в равной мере красота и аскетизм. Говорят, что если искренне придерживаться дисциплины, разум и сердце рано или поздно последуют за шагами.

Через 2 месяца я вернусь домой в Штаты. За все эти месяцы я ни на шаг не приблизилась к тому неуловимому чувству внутреннего спокойствия, которое было моей целью. Это паломничество-моя последняя надежда. За 8 недель я должна найти ва — иначе прилечу домой с пустыми руками.

Для тех, кто жаждет строгой дисциплины, Коясан — лучшее место начала обучения. Жизнь в монастыре предельно проста и аскетична. Здешний распорядок призван избавить монахов от желания вкусить мирские развлечения, от привязанности к материальному миру. Еда только вегетарианская — на завтрак простой мисо-суп и большая плошка риса. По кругу передают тарелочку с маринованными овощами, но никто не берет больше одного ломтика. Монахи доедают каждую рисинку и наливают зеленый чай в освободившиеся плошки. Овощи используют для того, чтобы подобрать остатки еды, а потом съедают и допивают чай. Прибрав за собой, принято читать благодарственную сутру. Потом все расходятся по своим делам. Младшие послушники собирают посуду и бегут на кухню ее мыть.

Я предлагаю помочь по хозяйству, и меня тут же записывают в уборщики. Мы отчищаем каждый сантиметр сверкающего пола. Вода замерзает в тазах, пальцы немеют от холода. Закончив работу, послушники спешат на занятия — беспрерывные собрания и изучение сутр не прекращаются до глубокой ночи. Меня же зовет настоятель, приветливо улыбаясь и махая рукой.

Его зовут Коити-сан. Раньше настоятелем храма был его отец, потом управление перешло к нему. Сколько он себя помнит, Коясан всегда был его домом — простые платья и шлепанцы, кленовое дерево с ярко-красными листьями у ворот. У него двое сыновей; одному из них однажды предстоит стать настоятелем. Коити-сан смеется часто и искренне, как правило, над собой. Он сидит и совершенно невозмутимо ведет беседу, пока послушник бреет ему голову. Юные ученики спешат выполнить любое его поручение, но я ни разу не видела, чтобы он сердился или повышал голос. Коити-сан очень похож на Гэндзи с одним отличием: его жизнь регулируется гораздо более простыми правилами.

Свою жизнерадостность и оптимизм он проявляет при любом случае. Кажется, они постоянно присутствуют в его жизни, как имбирь в имбирном прянике. Он умудряется все воспринимать всерьез, но при этом ни на что не обращать внимания.

«Как можно не обращать внимания на этот колокол?» — недоумеваю я как-то утром, после особенно ужасного пробуждения.

«Если понять, что мир — это иллюзия, сон уже не имеет над тобой власти», — отвечает он.

«Но если мир — всего лишь иллюзия, можно просто не вставать по утрам!»

«Однако есть вещи, которые необходимо делать», — смеется он. И с этими словами надевает шарф и выходит на мороз.

Вечером я смотрю, как он сгребает опавшие листья. Его движения медленны и упорны, а горки листьев идеально ровные и расположены на одинаковом расстоянии. Он полностью поглощен работой и не делает ни одного лишнего движения. На его лице написано такое умиротворение, точно уборка листьев для него — это награда, а не обязанность. Не думаю, что секрет в сутрах, которые он выучил, или в бесконечном повторении жестов, или в замысловатых изящных мандалах, покрывающих стены его храма. Кажется, ключ к пониманию сингонского буддизма кроется в самом Коити-сан.