Годунов в кругу родни

С лаконичностью данного отрезка повествования связан и второй вопрос: как было отмечено в том же году такое важное событие в жизни двора, да и всей страны, как царские именины, приходящиеся на 24 июля, день памяти князей Бориса и Глеба, который издревле, помимо всего прочего, был одним из самых заметных праздников на Руси?

Здесь следует вспомнить, что у нас в запасе, помимо опубликованных документов, есть рукопись дипломатического отчета, составленного самим Генрихом Логау. Она-то и позволяет прояснить оба этих нюанса в событиях лета 1604 г., а заодно лишний раз подтвердить точность Тектандера, да и наших собственных выкладок.

Трудно вообразить себе людей более различных, чем шлезвигский барон фон Логау, мальтийский рыцарь, со временем ставший одним из приоров ордена, всю жизнь отстаивавший интересы католической церкви на тех землях, которыми ему доводилось управлять, и скромный сын пастора, Георг Тектандер, лишь волею судеб в одиночку добравшийся до персидского двора. Объединяла их разве что любовь к просвещению (Логау окончил университет в Сиене, а Тектандер, как мы помним, слушал лекции в университете Лейпцига) да тесная и непосредственная связь с Богемией, где Тектандер появился на свет, а Логау управлял клоцким графством.

Для Тектандера появление в Москве посольства, возглавляемого Логау, было большой удачей, позволявшей ему оказаться среди соотечественников и вместе с ними, не без некоторых приключений, вернуться на родину — никакого официального статуса в этой дипломатической миссии у него, по всей видимости, не было. На Логау же как на главу посольства ложилась вся тяжесть переговоров с неподатливыми московитами. Соответственно, замечать они могли разное и писали о разном. Любопытно при этом, что, в отличие от рассказа Тектандера, трижды напечатанного при жизни автора и еще несколько раз издававшегося после его смерти, рукопись Логау, чья поездка проистекала куда более благополучно, по сию пору так и остается единицей хранения в недрах Венского архива[10]

.

Поскольку главной целью поездки Логау был русский царский двор, то передвижение по России описывается здесь достаточно подробно, и эта детальность позволяет нам, в частности, убедиться, что посол в своих датировках последовательно пользовался новым — григорианским — календарем. Так, например, согласно его отчету, посольство прибыло в «Ивангород или Русскую Нарву» 26 июня[11]. В русских же документах, еще более заботливо фиксировавших каждый шаг этих иностранцев, данное событие значится под 16 июня [ПДС, 1851: 861–862]. В целом, налицо полное совпадение путевых дат двух источников с учетом той десятидневной разницы, которая существовала в XVII в. между юлианским и григорианским календарями.

Точно такой же десятидневный разрыв мы видим в показаниях Тектандера и Логау относительно даты въезда последнего в Москву — Логау пишет, что этот весьма пышно обставленный церемониальный акт произошел 25 июля[12]

, тогда как Тектандер, как мы знаем, указывает 15 июля [Tectander, 1609: 131–132; Станкевич, 1896: 42]. Иными словами, у нас не может быть сомнений в том, что оба подданных австрийского императора точны в датах, но при этом, находясь в одном пространстве, один из них прибегает к старостильному, а другой — к новостильному исчислению, что совсем не редкость для европейцев той поры.

При этом Генрих Логау сообщает, что на третий день августа (24 июля по старому стилю), охарактеризованный им как царский день рождения (geburts tag), посольство получило от великого князя более 200 кушаний на золотых блюдах и почти такое же количество разнообразных напитков.

Den 3. ditz hat der groftfurst seinen geburts tag Borisium gar stadLich gehalten und mir bei einem vornemben boiarn uber 200 speisen in guldenen schusseln und fast soviel geschierr mit getranckh ins losament aus seiner kuchel geschickt[13]

— 3-го [числа] того же [месяца] великий князь весьма пышно справил свой день рождения, Borisium, и прислал мне в апартаменты через одного из своих благородных бояр свыше 200 кушаний на золотых блюдах и почти столько же сосудов с напитками со своего стола [букв. из своей кухни].

Забегая вперед, сразу обратим внимание на то, что Логау использует специальное слово Borisium (изобретенное им самим? бывшее в ходу у прочих путешественников?), очевидно, стремясь сохранить особое русское обозначение этой даты — Борисов день.