Годунов в кругу родни

Еще более выразительным для нашей работы образом Юль до поры до времени не различает именины и день рождения Александра Меншикова (23 ноября, память св. Александра Невского, и 6 ноября, соответственно), одинаково и последовательно называя эти события Fodselsdag "день рождения" [Юль, 1900: 97, 260; Juel, 1893: 111, 305]. Лишь со временем, живя в России не один год, он начинает верно характеризовать 23 ноября (= 4 декабря по новому стилю) как именины (Nafnedag) князя [Юль, 1900: 265; Juel, 1893: 311], но относительно других лиц продолжает допускать все то же смешение понятий и путаницу. В определенном смысле долго проживший в России Юст Юль постепенно обучается правильно наклеивать ярлычки на наблюдаемые им события, но и здесь он преуспевает лишь в отдельных случаях, близких ему как очевидцу.

На подобном фоне заметно, что Генрих фон Логау по крайней мере предпринял некоторую попытку передать тот особый «именинный» смысл, который московиты вкладывали в царский праздник, отмечаемый 24 июля (= 3 августа), — он ясно указал, что то был Borisium

, Борисов день, хотя и не нашел для него лучшего обозначения, чем привычное ему geburts tag.

Так или иначе, благодаря сочинению Тектандера и рукописи Логау все окончательно встает на свои места, и теперь у нас есть полная возможность убедиться, что день рождения Бориса Годунова — 2 августа по старому стилю, т. е. 12 августа по новому, — забыт несправедливо, поскольку при жизни царя он отмечался с неменьшим вниманием, чем царские именины. Сам ли Борис Годунов устанавливает этот обычай или он следует некой общей сложившейся традиции?

Ответ на этот вопрос отнюдь не так прост. В сознании современного образованного человека в России подспудно укоренилось представление, что празднование дня рождения являет собой чуть ли не инновацию ХХ в. или, по крайней мере, практику, принадлежащую Новому времени, нечто поздно позаимствованное из Западной Европы. На деле же мы видим иное — в средневековой Руси, во всяком случае, в элитарной среде, день появления человека на свет играл чрезвычайно важную роль и в имянаречении, и в культе личных патрональных святых, и в публичной жизни. В следующих главах нашего исследования нам представится немало возможностей в этом убедиться. Пока же отметим лишь один-два примера: законный наследник династии Рюриковичей, зять и предшественник Бориса на престоле, царь Федор Иванович, приурочивает свое венчание на царство именно к своему дню рождения (31 мая), а не, скажем, к именинам (8 июня), ждать до которых оставалось совсем недолго[19]

.

Не исключено, что и Годунов отмечал свой день рождения не только пиром, но и важными государственными делами. Во всяком случае, Жак Маржерет сообщает о том, что царь именно в свой день рождения пишет письмо опальному конкуренту Семену Бекбулатовичу (ум. 1616), обещая тому облегчение участи:

Когда тот [Семен Бекбулатович] был в ссылке, этот император Борис послал ему в день своего рождения (iour de sa nativite), день широко празднуемый по всей России, письмо, в котором обнадеживал его скорым прощением… [Маржерет, 2007: 82/155 [f. 30]].

Сходное известие есть и относительно сестры Бориса, Ирины, которая в бытность царицей, объявляла, согласно Джильсу Флетчеру, публичную амнистию преступникам в день своего рождения (byrth day

)[20]. Однако говорить здесь о чем-либо определенно мы, к сожалению, никак не можем: в этих свидетельствах, в отличие от показаний Тектандера и Логау, дата отсутствует, а уверенности в том, что Флетчер и Маржерет правильно различают русские именины и день рождения, нет никакой.

Как бы то ни было, в последние годы в нашем распоряжении накапливается все больше данных, позволяющих говорить о том, что празднование дня рождения на Руси — это не усвоенный извне обычай, а достаточно старая местная практика, быть может, не менее значимая для русского средневекового обихода, чем древняя традиция празднования именин. И то, и другое безусловно нуждается в дальнейшем исследовании, однако оно выходит далеко за рамки нашего рассказа об именах и датах в жизни Бориса Федоровича Годунова.

Глава II.

Имена Годунова и небесные покровители его семьи

Как звали царя Бориса? Вопрос этот — вопреки первому впечатлению — не является ни праздным, ни парадоксальным.