Годы эмиграции

Я не счел возможным умыть руки и отойти в сторону всё по той же причине, что не видел, кто мог и согласился бы выступить в печати против патентованного историка, имеющего еще и то преимущество, что, не будучи стороной в деле, он, предполагалось, и беспристрастнее, и объективнее других.

Преодолев искушение, я одолел огромный том и – не раскаялся: не только русские читатели, единомышленники и не единомышленники, но и несколько квалифицированных американских историков выразили мне свое одобрение и согласие со мной. И в журналах на английском языке, общих и специальных, появились отзывы о работе проф. Радки, в большей или меньшей степени приближавшиеся к моему. Я имею в виду рецензии профессоров Рязановского (East European Review, апрель 1959 г.), Пайпса (Russian Review, октябрь 1959 г.) и Гершенкрона (American Historical Review, июль 1959 г.).

Через пять лет после первого тома Contra S.-R. Радки выпустил второй о том же и в том же стиле, под заглавием «Серп под молотом. Российские социалисты-революционеры в ранние месяцы советской власти». Не приходится много говорить о нем: это было повторение прежнего, только в еще более резкой и порой совершенно недопустимой форме. Опять 525 страниц, 1502 сноски (взамен прежних 1236), непринужденные беседы, которые выдавались за интервью, с точным обозначением, где и когда они были даны и без того, чтобы «интервьюированные» были даже о том осведомлены, не то, что им было бы предварительно показано подлежащее опубликованию «интервью».

Радки рекомендовал себя нейтральным наблюдателем. Это совершенно неверно, потому что вся книга излишествовала обвинениями и осуждениями. Он не остановился и перед суммарным осуждением и обвинением целых коллективов. Автор «Серпа...» произвел тщательное следствие о том, что происходило во время Февральской революции. Одновременно он взял на себя и функции прокурора составил обвинительный акт – и судьи и вынес приговор.

Радки берет свое добро там, где его находит, – как говорят французы. Его огромный труд, в сущности, – компиляция всех неблагоприятных и отрицательных суждений и предположений, когда-либо кем-либо высказанных по адресу партии социалистов-революционеров или видных ее членов противниками справа и слева или в самой партии. Он не отказывается от «подтасованной» и «постыдной», по его же словам, литературы левых эсеров, чтобы разоблачить правых эсеров. Эти последние выполняют у Радки роль жупела или «bete noire»: «они были заворожены войной, как птица змеей», заверяет Радки.

Немногим лучше расценивает он и кадет или «европейских империалистов с их худшей разновидностью, Англией». Коллективное руководство правыми эсерами, которого никогда не существовало в природе, Радки именует «кликой» и «камарильей» во внутренней политике, а во внешней – «французской или британской фракцией, сделавшей иностранное дело своим собственным».

Не менее выразительно, чтобы не сказать чудовищно и бесцеремонно, характеризует ученый историк предполагаемых им членов воображаемой «камарильи». «Сторожевой пес военной партии,.. от которого нельзя ожидать, чтобы он настаивал на чем-нибудь неприятном для Пуанкарэ или Клемансо» (Авксентьев); «двигающийся в кильватере британской империи» (Керенский), – что особенно поражало после того, как Радки знал (ему было доверительно сообщено из первоисточника) о длительных натянутых отношениях между главой Временного Правительства Керенским, и Джорджем Бьюкененом, английским послом; «русский мессианист», «отрекшийся от социалистической традиции и готовый подчиниться психологии толпы» (Руднев); «апологет партии к. д.», «фанатический приверженец войны» (Вишняк).

И через сорок пять с лишним лет попрекает автор-историк партию с.-р. за ее неспособность, вместе с Временным Правительством и февральской революцией, «вырвать из тенет мировой войны» страну, уже расшатанную четырехлетней войной. Теперь на опыте войны с Вьетнамом Радки мог убедиться, что и из партизанской войны с крохотным государством нелегко вырваться даже такой стране, как США, совершенно несравнимой по мощи в 1969 году с Россией 1917 года.

И по сей день неумолимый прокурор-судья не находит никаких обстоятельств смягчающих вину и ответственность молодой и малоопытной российской демократии, насчитывавшей всего 15 лет преимущественно подпольного существования. Ее наивный идеализм сказался, в частности, в том, что даже считавшие большевиков способными на очень многое, все же не предполагали, что те могут дойти до бессудных массовых казней и заложничества уже при Ленине, при Сталине даже до массовых пыток и при всех вождях – до систематического извращения народной воли по предписанию компартии.