Годы в Белом доме. Том 1

Визит в Брюссель продемонстрировал в разрезе проблемы европейско-американских отношений в 1969 году. Имела место неопределенность относительно судеб Европы. Подход к совместной обороне стал любопытной смесью нежелания наращивать европейские усилия и страха перед возможным американским уходом. Европейские руководители требовали от нас двигаться в направлении разрядки с Востоком – но нас глодало сомнение, что главный мотив заключался в том, чтобы снять бремя трудных решений с европейских плеч. А Вьетнам предстал перед европейскими правительствами в виде дилеммы: они чувствовали необходимость реагировать на давление изнутри, но ради своей собственной безопасности они опасались унижения Америки или ее поражения и уклонялись от любого шага, который содействовал бы этому. Стало ясно, что все наши восприятия и планирования будут подвергнуты испытанию; есть необходимость вспомнить, какими мы видели североатлантические отношения, их тревоги и разлады по мере того, как философия уступала место политике.

Проблемы западного альянса

В конце 1960-х годов Североатлантический альянс находился в состоянии раздрая, что было тем более болезненно после периода чрезвычайных успехов. По американской инициативе возник план Маршалла. Американские ресурсы разожгли экономическое выздоровление Европы; американские вооруженные силы обеспечили европейскую безопасность. Умные европейцы вроде Жана Монне, Робера Шумаˊна, Альчиде де Гаспери, Конрада Аденауэра и Поля-Анри Спаака лелеяли концепцию европейской интеграции в рамках партнерства с Соединенными Штатами. Порой, поощряя этих великих европейцев, гораздо чаще следуя за ними, американская политика в отношении Европы в течение этого периода была восприимчивой и последовательной. Каждая послевоенная американская администрация поддерживала идею европейского политического союза, основанного на наднациональных федеративных институтах. Только федеративная Европа, как считалось, сможет покончить с войнами в Европе, при условии создания эффективного противовеса СССР, неразрывной привязки Германии к Западу, создания равноправного партнера для Соединенных Штатов и разделения с нами бремени и обязательств по осуществлению мирового руководства.

В моем сочинении, написанном в 1968 году, я предположил, что два десятка лет американского военного присутствия в Европе уменьшили страх относительно советского вторжения и американского ухода и что новая более сильная Европа обязана действовать совершенно по-иному, в отличие от Европы 1949 года: «Соединенные Штаты не могли рассчитывать сохранить навечно ситуацию с послевоенным истощением Европы и превратить это в постоянный элемент международных отношений. Экономическое восстановление Европы привело к возвращению более традиционных форм политического давления»[14]

. И вновь я писал в «Неспокойном партнерстве»: «Объединенная Европа, по всей видимости, будет настаивать на специфически европейском взгляде на мировые дела – это своего рода иной способ высказаться, что она бросит вызов американской гегемонии в атлантической политике. Это вполне может стать ценой, которую нужно будет заплатить за европейское единство; но американская политика пострадала от нежелания признать тот факт, что предстоит заплатить какую-то цену»[15].

К 1968 году сдвиг в основах наших атлантических отношений вызвал явное разочарование и беспокойство. Уолт Ростоу, специальный помощник президента Джонсона по делам национальной безопасности, покидая свой пост, назвал европейскую политику в числе его личных разочарований[16]

. А Фрэнсис Бейтор, профессор из Гарварда в Белом доме при Джонсоне, честно объявил, что старые понятия об атлантической политической интеграции утратили свое значение и силу: «Ни одно из основных представлений, нацеленных на урегулирование Второй мировой войны и недопущение третьей, и близко не подходит к своему воплощению в жизнь»[17]. В Европе Аластер Бучан, многие годы являвшийся директором престижного Международного института стратегических исследований в Лондоне, написал в 1968 году, что сейчас настал момент застоя в течении европейских дел:

«Ясность, которую холодная война привнесла в отношения между странами развитого мира, в частности, чувство солидарности в рамках двух основных альянсов, стала терять свои четкие очертания. Исходная позиция относительно естественной общности интересов между странами – членами Атлантического мира стала терять свою прочность, и точно так же стало слабеть равнозначное чувство идентичности между Восточной Европой и Советским Союзом. Вера в то, что экономическое объединение внутри Западной Европы естественным образом приведет к политическому объединению, была поставлена под вопрос; а многие традиционные источники раскола между европейскими державами, национализм и снижающееся доверие к правительствам, которые были приглушены на протяжении большей части послевоенной эры, стали снова проявляться»[18].