Годы в Белом доме. Том 1

Майкл Стюарт выступил со становящейся стандартной европейской темой. Наши переговоры с Советским Союзом, особенно по ограничению стратегических вооружений, имели большое значение. Молодое поколение больше не захочет поддерживать Североатлантический альянс исключительно в его единственном качестве инструмента для обороны; для единства Запада весьма существенно, чтобы оно видело в нем также и механизм для достижения разрядки. Стюарт был прав, но тем самым раскрыл глубокую двойственность наших европейских союзников. Во времена нарастания напряженности они опасались американской жесткости. Во времена ослабления напряженности они страшились американо-советского кондоминимума, некоего двоевластия. Они требовали от нас твердости, затем предлагали свое посредничество, чтобы выбраться из образовавшегося тупика. Они настаивали на том, чтобы мы консультировались с ними, прежде чем что-либо делали. Но они хотели свободы и автономии для проведения своей собственной дипломатии разрядки без каких-либо сдерживающих элементов. Если считалось, что мы блокируем разрядку, то мы утрачивали поддержку наших западноевропейских союзников, которые в таком случае усиливали свои собственные контакты с Востоком, без какой-либо координирующей стратегии. Они стали бы слишком слабы перед лицом давления изнутри и со стороны Советского Союза. Мы оказались в парадоксальной ситуации, состоящей в том, что нам следует взять на себя руководящую роль в отношениях Восток – Запад, если хотим сохранить единство альянса и установить какие-то основные правила для контактов между Востоком и Западом. Но если мы будем двигаться слишком быстро или вызовем ничем не оправданные надежды, то подорвем нашу задачу укрепления военной мощи – единственную основу безопасности для ведения дел с Советским Союзом. Это была проблема, которая сохранялась еще долго после того, как участники обсуждений на Даунинг-стрит ушли со своих постов.

Потом был официальный завтрак в Букингемском дворце с королевой Елизаветой. Я полагал ошибочным стереотипом считать ее скучной. У нее был ехидный ум, и она поразила меня своим знанием мировых дел и пониманием вовлеченных в них лиц. После обеда президент выступил перед сотрудниками Посольства Соединенных Штатов и встретился с группой британских издателей и представителей интеллигенции.

Вечер был примечателен тем, что показал сторону Никсона, наименее известную широкой публике. Весной 1968 года Гарольд Вильсон совершил чрезвычайный просчет, сделав ставку на победу демократов; в силу этого он назначил Джона Фримена, старого друга Хьюберта Хамфри, послом в Вашингтон. Это грозило стать почти что катастрофическим решением. Фримен был лейбористским министром, придерживающимся левого крыла партии. Он ушел в отставку из-за скандала с обвинениями правительства в сокращении расходов на здравоохранение и продолжил свою карьеру вначале как телевизионный интервьюирующий журналист, затем редактор левацкого еженедельника «Нью стейтсмен» и верховный комиссар Великобритании в Индии. Будучи редактором журнала «Нью стейтсмен», Фримен отметил поражение Никсона в Калифорнии, поздравив американцев с устранением «человека, не имеющего никаких принципов, кроме готовности пожертвовать всем ради дела Дика Никсона». Когда Никсон победил на выборах через семь месяцев после назначения Фримена, Вильсон не стал менять свой не совсем удачный выбор. К его чести, Вильсон отказывался менять послов. Никсон был сильно возмущен. С самого начала работы его администрации он поклялся, что не будет иметь дел с Фрименом. Его поддержал генерал Эйзенхауэр, в январе сказавший ему в моем присутствии, что назначение Фримена является оскорблением Никсону не только как человеку, но и как президенту. Но поскольку было немыслимо, чтобы мы объявили британского посла нежелательной персоной, казалось, что для Никсона не остается ничего, как сделать пребывание Фримена в качестве посла как можно более трудным и неудобным. Не было сомнений в том, что Никсон был способен так поступить. Члены нашей передовой группы просили Вильсона убрать Фримена из списка приглашенных на обед в честь президента, устраиваемый на Даунинг-стрит, 10. Вильсон с негодованием отказался, и мы все ждали вечера в большом смятении.

Но Никсон мог и удивлять. В конце обеда он встал, чтобы произнести тост. Глядя прямо на Фримена, сидевшего на противоположной стороне стола, Никсон сказал: «Некоторые говорят, что есть новый Никсон. И они спрашивают, а есть ли новый Фримен. Хотел бы думать, что все осталось позади. В конце концов, он новый дипломат, а я новый государственный деятель, и мы оба стремимся сделать все от нас зависящее во имя мира во всем мире».