Ирония в том, что «кризис доверия» был создан Государственным департаментом, опрометчивые действия которого в деле с эмбарго так обозлили Белый дом. Ведомство, работавшее по большому счету в согласии и реагировавшее на критику со стороны средств массовой информации и конгресса, непреднамеренно стало центральным объектом этой критики.
Незадолго до моего отбытия в Азию Яхья Хан обнародовал 28 июня план передачи политической власти гражданским лицам. Разработанная специалистами новая конституция должна была быть опубликована в течение четырех месяцев; члены «Авами лиг», которые не связаны с отделением, будут иметь право принимать участие в правительстве. Яхья Хан не объяснил, на какую категорию руководителей это может распространяться.
Когда я был в пути, то получал пугающую информацию о том, что Советский Союз наконец-то увидел стратегические возможности для себя. Отбросив всяческую прежнюю осторожность, он проинформировал Индию о своем одобрении партизанских операций в Восточном Пакистане и пообещал ей защиту от китайских репрессалий. Конфликт приобретал новый и зловещий характер. (Это случилось задолго
В посещении Дели у меня было два частично противоречащих друг другу задания. Одно состояло в том, чтобы подготовить Индию осторожно к новостям относительно моего визита в Китай. Отметив дипломатию пинг-понга и нашу двухлетнюю историю заходов в области торговли и поездок, я подчеркнул, что мы непременно будем продолжать улучшать наши отношения с Пекином. С другой стороны, мы со всей серьезностью отнесемся к неспровоцированной китайской атаке на Индию. Если такое мое замечание, сделанное по своей воле, так полностью и не озадачило моих собеседников, оно могло дать им короткий момент этакого поощрения, – хотя этот момент эйфории, со всей очевидностью, закончился с объявления 15 июля моей поездки в Китай.
Нам следует подождать воспоминания моих собеседников, чтобы посмотреть, посчитали ли индийские министры мои заверения самым лучшим, что мы могли сделать с учетом наших ограниченных возможностей, или увидели в них попытку ввести их в заблуждение. Большую часть времени беседа в Дели была посвящена кризису в Восточном Пакистане. Я докладывал президенту:
«Нарастает чувство неизбежности войны или, по крайней мере, распространенного применения силы между индусами и мусульманами, и необязательно в силу чьих-то желаний, а потому, что в итоге они опасаются того, что сами не знают, как ее избежать…
Я заверил [г-жу Ганди] в том, что весь смысл нашей политики заключается в том, чтобы сохранить достаточно влияния, чтобы настаивать на создании условий, которые позволили бы беженцам вернуться обратно, хотя мы не стали бы обещать какие-то конкретные результаты. Я спросил, сколько еще времени, по ее мнению, остается до того, как ситуация превратится в неуправляемую, и она ответила, что эта ситуация сейчас не управляется никак и что они удерживают ее одной только силой воли».
Беседы с индийскими руководителями фактически шли по заведенному в течение предыдущих недель ритуалу. Как и во множестве случаев с индийским послом Джха в Вашингтоне, я пытался заверить их в том, что Соединенные Штаты очень стремятся поддерживать добрые отношения с Индией. Мы не выступаем против бенгальской автономии, и мы уверены в том, что можем поддержать благоприятное развитие ситуации, если будем иметь дело с Яхья Ханом как другом, а не с очередным мучителем. Я пригласил г-жу Ганди с визитом в Соединенные Штаты для обстоятельного обзора индийско-американских отношений с президентом Никсоном.