К сожалению, Индия ничто из этого не приняла. Сами причины того, что делало стратегию сосредоточения внимания на беженцах такой привлекательной для нас, заставляли Индию вставлять палки в колеса. Не далее как 15 июля индийский посол Джха сказал нам, что Индия не может принять предложения, направленные на недопущение партизанской активности с ее территории. 16 июля индийский министр иностранных дел Кауль сказал нам, что Индия не примет сотрудников ООН на своей стороне границы даже для решения вопроса о беженцах. Это вновь было чем-то типа «Уловки 22». Все соглашались с тем, что условием для политического прогресса в Восточном Пакистане было возвращение пакистанской армии в казармы, что было одной из причин того, почему мы настаивали на назначении гражданского администратора. Но не было никакой возможности побудить пакистанскую армию так сделать до тех пор, пока ее соседка вела партизанскую войну против нее, – и заявляла о своей решимости расширять военные действия. Пакистан соглашался поставить дело переселения беженцев под контроль со стороны ООН. Но это нельзя было осуществить, если беженцы даже знать не будут о предложении Пакистана, поскольку сотрудникам ООН запрещены любые контакты с ними в Индии, в ходе которых можно было бы объяснить их перспективы в случае возвращения. В условиях отсутствия наблюдателей со стороны в этих лагерях мы даже не были уверены в фактическом числе беженцев.
На двух заседаниях старшей группы анализа 23 и 30 июля обсуждалась именно эта дилемма. Ни по одному вопросу – за исключением, возможно, Камбоджи – раскол между Белым домом и ведомствами не был таким глубоким, как по вопросу об индийско-пакистанском кризисе летом 1971 года. Ни по одной другой проблеме не было проявлено такого пренебрежения однозначными президентскими директивами. Государственный департамент контролировал механизм исполнения. Никсон поручил мне обеспечение выполнения этой политики и информирования его в случае несогласия с ним. Но то, с чем мы столкнулись, было постоянное внутреннее сражение по поводу кажущихся обычными вещей, каждая из которых казалась слишком маловажной и просто представлялась технической деталью, чтобы поднимать ее перед президентом. Но их аккумулирование в итоге и определяло бы собственно курс национальной политики. Никсон не был готов подмять под себя государственного секретаря по позициям, которые представлялись ему незначительными оперативными вопросами; а это предоставляло Государственному департаменту свободу интерпретировать директивы Никсона в соответствии с собственными приоритетами, тем самым искажая установленный президентом курс.
Никто не мог говорить с Никсоном и более пяти минут, чтобы не услышать от него о том, как сильно он не доверяет индийской мотивации, как он озабочен советским вмешательством и, более всего, как он не хочет подвергать риску открытие Китаю необдуманным позерством. Никсон постоянно требовал, чтобы мы настраивали Пакистан на политическое разрешение конфликта, проявляя больше понимания, чем демонстрируя нажим. У Государственного департамента были все основания на противоположную точку зрения: что широкомасштабное давление со стороны общественности сделает Пакистан более уступчивым. Отношения между Белым домом и Госдепом осложняло стремление Госдепа провести в жизнь свою точку зрения, когда президент выбрал совершенно иной курс. Например, в начале сентября мы через пакистанцев обнаружили, что Государственный департамент в приватном порядке начал переговоры с ними для того, чтобы прекратить даже то сведенное до минимума количество военного оборудования, на которое была выдана лицензия 25 марта. Белый дом считал, что Пакистан проходит через мучительный процесс раскола, и принимал во внимание эти мучения своего старого союзника, ограниченные перспективы его руководства и переживаемые им внутренние удары. В силу этого мы хотели избежать объявления официального эмбарго, хотя на самом деле наши действия именно это и означали. Государственный департамент больше переживал критику у нас дома и был не склонен настраивать враждебно Индию. Мой кошмар заключался в том, что усилие по умиротворению Индии приведет к войне. Как я сказал на заседании старшей группы анализа 30 июля: «Мы должны побудить Яхья Хана восстановить в значительной степени участие народа Восточного Пакистана. Но часы войны бегут в Индии быстрее, чем часы политического урегулирования. Мы настроены решительно предотвратить войну». Еще 27 июля я сказал президенту, что Госдеп начинает перекрывать даже нашу экономическую помощь Пакистану: «Если что-то и побудит индийцев совершить нападение, то это полная беспомощность Пакистана». Чем бы ни завершились дебаты, факт есть факт, Никсон оставался президентом, а ведомства после выражения своих позиций должны выполнять не только свои дела, но и руководствоваться духом президентских решений, даже в случае своего несогласия и даже перед лицом критики извне или со стороны конгресса за такие действия.