Читаем Годы в броне полностью

- Вы меня не поняли, товарищ полковник. Я говорю о немцах. В помощи нуждаются сотни немецких раненых...

Я смотрел на начмеда бригады, на его посеревшее от усталости лицо, на красные от бессонницы глаза. Привыкнув за годы войны ничему не удивляться, я с восторженным изумлением всегда глядел на наших фронтовых медиков, каждый раз поражаясь их неутомимости и гуманизму. Многие из них потеряли в этой войне родных и близких, ежечасно сталкивались медики с человеческими страданиями, вызванными войной, видели зверства гитлеровцев, среди жертв которых было немало советских солдат и офицеров, случайно попавших в лапы врага. Все это, казалось, было способно до крайности ожесточить любого. Но беспределен гуманизм советских людей. В этом я убеждался постоянно. Беспощадные к вооруженному врагу, наши солдаты проявляли подлинно человеческое милосердие к поверженному противнику - к пленным и раненым. И так было не только в дни нашего победного шествия на запад, но и в ту тяжкую пору, когда мы отходили под ударами неприятеля. Безгранично милосердны были наши солдаты. А что уж говорить о медиках...

Вот почему я удивился тогда словам начмеда. Я был абсолютно уверен, что Леонид Константинович Богуславский уже распорядился насчет раненых немцев и его вопрос был лишь данью формальности, необходимой для того, чтобы поставить комбрига в известность о проделанной работе...

Еще 26 апреля при вступлении бригады на западную окраину. Берлина в наших руках оказался немецкий военный госпиталь. 300 тяжелораненых офицеров размещались в просторном здании школы. Все эти дни мы не тревожили их, да и не до того было. Теперь Богуславский решил поместить в этом госпитале всех раненых немцев.

Через час после ухода начмеда бригады передо мной стояли взволнованные немецкие врачи. Переговоры вела женщина-врач, явно опасавшаяся, что раненым грозит беда.

- Ваши волнения напрасны, - с достоинством произнес начальник политотдела бригады Дмитриев, выслушав представителя немецких военных медиков. - Мы - советские люди, коммунисты. Понимаете? Мы гуманны к пленным, а тем более к раненым.

В ту же ночь все немцы, раненные в районе действий бригады, были собраны в одном госпитале. Богуславский побывал там и выяснил, что в здании нет света и воды, а у раненых кончился хлеб. Мы не могли остаться к этому равнодушными и немедленно передали немецким раненым сто буханок хлеба, сахар и консервы из запасов бригады.

В ночь на 1 мая бои стихли, но все мы были готовы к любым случайностям. Штаб корпуса молчал, и я решил позвонить комкору. Генерал Новиков долго не подходил к телефону, потом послышался его тихий голос. Поздоровавшись, я начал бойко излагать свою просьбу:

- Товарищ генерал, помогите нам пехотой. Без нее дела плохи. Из-за нехватки автоматчиков горят танки, большие потери в офицерском составе. Дайте хотя бы один батальон автоматчиков...

Прошла минута, другая. Но телефонная трубка молчала. Переспросил, слышит ли меня комкор.

- Да, хорошо слышу... Пехотой помочь не могу, у меня ее нет. - Генерал опять умолк. В трубке раздавалось только его тяжелое дыхание. И вдруг: Давид Абрамович, у меня большое, очень большое горе. Вчера погиб мой Юра... сын мой. Убит в самом Берлине... - Ошарашенный услышанным, я замер у телефона. А командир корпуса продолжал: - Повел в атаку самоходный полк и... - Голос генерала задрожал. - Тело Юрия находится на командном пункте, рядом со мной...

- Василий Васильевич, мне трудно сейчас собраться с мыслями, нет у меня слов, чтобы утешить ваше отцовское сердце. Мужайтесь! Обещаю вам отомстить за вашего сына, за всех, кто сложил голову, защищая Родину!

В ответ раздалось только одно тихо произнесенное слово:

- Спасибо...

В последние дни смерть унесла в Берлине очень многих людей, с которыми я и мои товарищи прошагали не один год по дорогам войны. Вот почему каждая весть о потерях отдавалась в наших сердцах острой и сильной болью.

Василий Васильевич Новиков любил говорить, что он - истинно русская душа. И эти слова были не пустым звуком. Он отличался широтой натуры, благородством, добротой.

Родился Василий Васильевич в центре России, в Тверской губернии, в бедной крестьянской семье. С ранних лет с наступлением холодов уходил в Питер на заработки. В годы первой мировой войны он долгих три года провел в окопах. А как только на фронт докатилась весть о революции, рядовой Василий Новиков стал ее верным и преданным солдатом.

Конармеец В. В. Новиков прославился беззаветным героизмом в Первой Конной. За мужество и отвагу в боях грудь его украсили два ордена боевого Красного Знамени. А когда отгремела гражданская война, лихой кавалерист стал красным командиром, навсегда связав свою жизнь с Красной Армией. Шли годы, Красная Армия набиралась сил, преображалась. На смену коннице пришел танк, и краском Новиков был одним из организаторов бронетанковых войск, одним из первых командиров танковых бригад. Неспокойная военная служба привела его из Белоруссии на Украину, а оттуда в Закавказье.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное